| The dim, persistent sense of dissatisfaction, of spiritual emptiness, which he had tried so hard to stifle under a load of theology and ritual, had vanished into nothing at the touch of Young Italy. | От смутного, но неотвязного чувства неудовлетворенности и душевной пустоты, которое он с таким трудом пытался заглушить изучением богословия и соблюдением обрядов католической церкви, при первом же знакомстве его с "Молодой Италией"[15] не осталось и следа. |
| All the unhealthy fancies born of loneliness and sick-room watching had passed away, and the doubts against which he used to pray had gone without the need of exorcism. | Исчезла нездоровая мечтательность, порожденная одиночеством и бодрствованием у постели умирающей, не стало сомнений, спасаясь от которых он прибегал к молитве. |
| With the awakening of a new enthusiasm, a clearer, fresher religious ideal (for it was more in this light than in that of a political development that the students' movement had appeared to him), had come a sense of rest and completeness, of peace on earth and good will towards men; and in this mood of solemn and tender exaltation all the world seemed to him full of light. | Вместе с новым увлечением, с новым, более ясным восприятием религии (ибо в студенческом движении Артур видел не столько политическую, сколько религиозную основу) к нему пришло чувство покоя, душевной полноты, умиротворенности и расположения к людям. Весь мир озарился для него новым светом. |
| He found a new element of something lovable in the persons whom he had most disliked; and Montanelli, who for five years had been his ideal hero, was now in his eyes surrounded with an additional halo, as a potential prophet of the new faith. | Он находил новые, достойные любви стороны в людях, неприятных ему раньше, а Монтанелли, который в течение пяти лет был для него идеалом, представлялся ему теперь грядущим пророком новой веры, с новым сиянием на челе. |
| He listened with passionate eagerness to the Padre's sermons, trying to find in them some trace of inner kinship with the republican ideal; and pored over the Gospels, rejoicing in the democratic tendencies of Christianity at its origin. | Он страстно вслушивался в проповеди padre, стараясь уловить в них следы внутреннего родства с республиканскими идеями; подолгу размышлял над евангелием и радовался демократическому духу христианства в дни его возникновения. |
| One day in January he called at the seminary to return a book which he had borrowed. | В один из январских дней Артур зашел в семинарию вернуть взятую им книгу. |
| Hearing that the Father Director was out, he went up to Montanelli's private study, placed the volume on its shelf, and was about to leave the room when the title of a book lying on the table caught his eyes. | Узнав, что отец ректор вышел, он поднялся в кабинет Монтанелли, поставил том на полку и хотел уже идти, как вдруг внимание его привлекла книга, лежавшая на столе. |
| It was Dante's | Это было сочинение Данте - |
| "De Monarchia." | "De Monarchia"[16]. |
| He began to read it and soon became so absorbed that when the door opened and shut he did not hear. | Артур начал читать книгу и скоро так увлекся, что не услышал, как отворилась и снова затворилась дверь. |
| He was aroused from his preoccupation by Montanelli's voice behind him. | Он оторвался от чтения только тогда, когда за его спиной раздался голос Монтанелли. |
| "I did not expect you to-day," said the Padre, glancing at the title of the book. "I was just going to send and ask if you could come to me this evening." | - Вот не ждал тебя сегодня! - сказал padre, взглянув на заголовок книги. - Я только что собирался послать к тебе справиться, не придешь ли ты вечером. |
| "Is it anything important? | - Что-нибудь важное? |
