Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 95

Александр Мильштейн

9

Мистер Шапиро попросил меня съездить в Бруклин и привезти несколько папок с его научными изысканиями. Я приехал на метро в район Боро-парка, в который Света и Блейк завезли меня три месяца назад, сразу после приземления. В блокноте у меня были координаты подвальчика, где я тогда проснулся, или уснул, теперь это уже не имело значения. Теперь мне надо было найти другую точку, и я развернул бумажку с адресом, который написал мистер Шапиро. Я увидел там два дробных числа: 29,3 и 48,51, — и стал искать телефон-автомат, чтобы позвонить в гостиницу и выяснить, что имелось в виду. Автомат, который я нашел, не работал. Глядя на белые линии, которыми одинаковые, стоящие впритык друг к другу коттеджи разлинеены на прямоугольники кирпичей, я подумал, что координатная сетка здесь имеет деления не только для целых, но и для десятых, и сотых. Моросил мелкий дождь. Я незаметно промок и зашел в магазин согреться и выпить кофе. Продавец (хасид, похожий на пингвина) спал стоя. Мне казалось, что я вижу его черно-белый сон. Наконец я нашел автомат, позвонил в гостиницу и узнал, что

координаты целые. Но неоднозначные, в том смысле что папка может быть в одном из двух или даже сразу в двух местах. Собрав таким образом разбросанные по Бруклину бумаги мистера Шапиро, я поехал в Манхэттен. В электричке напротив меня сидела белая негритянка, а это в черно-белом сне означает скорое пробуждение. Или появление цвета: через две остановки она вышла, и на ее место сел индеец в национальном костюме. Мне показалось, что раскраска его оперения соответствует порядку цветов в спектре, на который распадается белый цвет. Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Сидит напротив. Над его оперением — серые пеналы Даунтауна. Над моей головой — строчки Сергея Курехина на плакатике из серии «Поэзия в движении»:

вдоль обрыва ползет раввин, он мой внутренний павлин...

Выйдя из метро, я пошел по Шестой авеню и остановился у витрины, в которой был манекен с гитарой. Рядом со мной стояла какая-то женщина. Ее отражение не было Светой. Она зашла в магазин, я остался на улице.

Я вообще никогда не заходил в непродуктовый магазин без Светы. Это был ее мир, она водила меня по нему за ручку.

Остановившись у какой-то витрины, она предлагала мне угадать, какой из выставленных там предметов продается.

Я говорил: гостиная из черного дерева. Света смеялась и уверяла меня, что из всей гостиной продаются только вот эти, как бы забытые на столике, бриллиантовые запонки.

Так что и здесь могли продаваться не гитары, а какая-то одежда или осенние листья, облепившие витрину с внутренней стороны. С того вечера, когда мы были вместе на парти, я больше не видел Свету. Может быть, ее уже и невозможно увидеть. Глаза у нее становились все больше похожими на глаза Блейка. На фотоэлементы, которые включали Свету только когда на них попадал свет, отраженный моими глазами. Однажды, уходя от нее, я быстро обернулся и успел заметить, как Светлана Колесникова превращается во что-то совершенно другое, что-то, чего мне лучше было не видеть.