Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 8
Александр Мильштейн
Последний раз я делал перевод у него в машине. Аттингер уезжал во Франкфурт, в срочную командировку. Его звонок застиг меня в «Солитоне». Он подъехал к бару, я сел в машину, вместо бумаги и ручки он дал мне диктофон. Хотел послушать перевод по дороге. Ее разговор он воспроизводил с помощью магнитофона, который был в машине. Мне хотелось, как всегда, вставить несколько фраз о нем самом, но в таких условиях импровизировать было трудно. Я даже подумал, что он меня раскусил и решил загнать в угол. Впрочем, скорее всего, это была моя мнительная фантазия. В машине у него вообще не было углов, все линии были плавными и волнообразными. Мой «опель-кадет» был в ремонте, возвращаться в бар мне не хотелось, я попросил довезти меня до метро. Мы ехали молча. Я заметил, что на панели есть экран системы навигации, и попросил показать, как она работает, Аттингер нажал на кнопку, экран засветился коричневатым светом, возникла координатная сетка, и голос сказал: «Через сто метров поверните, пожалуйста, направо». Аттингер объяснил мне, что управление осуществляется через спутник. «Теперь поезжайте, пожалуйста, прямо. Спасибо», — произносил голос с орбиты. Придя домой, я покормил своих рыбок, потом позвонил Нине. По сытым ноткам в голосе подруги в трубке... Я долго не мог уснуть. Я представлял, как Ат-тингер несется по направлению к Франкфурту. Вместо голоса навигатора — мой голос, или голос Лены, русские слова, смех, не оставляющий морщин...
А потом он исчез. Он не звонил. Возможно, он обнаружил подвох — с помощью словаря или объяснившись наконец со своей соседкой. Признание было безответным, и переводы больше не нужны... Он мог заглянуть в словарь, найти другого переводчика, мог просто все выкинуть. А вдруг небезответно... В сущности, ее слова можно было трактовать совсем иначе... Что я и делал... Может быть, я писал то, что она на самом деле думала... А что тогда муж..’. Я терялся в догадках, Аттингер не звонил, Нина тоже не звонила и не отвечала на звонки, у меня было дурацкое ощущение — как будто мы с Аттингером вышли, взявшись за руки, в открытый космос и случайно оторвались от орбитальной станции.
В баре было слишком много посетителей. Периодически раздавался звонок, загоралась красная лампочка, Кристиан шел к двери, открывал ее и объяснял, что мест нет. Он впускал только завсегдатаев. Он впустил Нину. С ней был мужчина невысокого роста, в коротком пальто, в шляпе с большими полями. Нина сделала вид, что не ожидала меня увидеть. Подольского она поцеловала, а меня нет — мы пожали друг другу руки. Разговор не клеился, человек, сопровождавший Нину, допил свое пиво и что-то сказал ей на ухо. Нина спросила' не хотим ли мы поехать с ней и Манфредом в другое место. Когда мы вышли из бара, Подольский сказал, что плохо себя чувствует. Не могу ли я завтра его заменить? Да, сказал я, конечно. Нина и ее приятель стали проявлять нетерпение, но Подольский махнул рукой. «Зачем они тебе нужны? — спросил он по-русски. — Он под кокаином или на «колесах», Нина — не знаю, я никогда ее не понимал, и тебя не понимал, когда ты с ней...» — «Ты видишь, все это уже в прошлом, — сказал я, — какая теперь разница?» — «Мне они не нравятся, я посмотрел на его глаза...» Я уговорил Подольского не придавать этому такого значения, а объяснить наконец, как мне завтра найти больного. Подольский написал на бумажке номер отделения, фамилию, имя-отчество и пошел к метро, а я сел в «порше» мышиного цвета. «Ненадолго, — сказал я, — мне завтра рано вставать». — «Конечно, ненадолго, — сказала Нина, — выпьем за мой день рожденья и отвезем тебя. Где стоит твоя машина?» — «Она в ремонте, — сказал я, — у тебя день рожденья? Я не знал». — «А что ты обо мне знал? — спросила Нина. — Ты ничего обо мне не знал». Мы выехали на шоссе. Стрелка на спидометре приблизилась к отметке 290. Нина положила руку на пах Манфреда, расстегнула змейку и достала его член. Она держала его точно так же, как Манфред ручку переключения скоростей. Стрелка спидометра дернулась и поползла дальше: 290, 295, 310. Манфред застонал. «Многоуважаемый господин Аттингер, — написал я, придя домой, на бланке со своим персональным грифом, — я теперь охотно верю, что электронные машины интереснее, чем химические. Я верю, что они идут нам на смену. Но то, в чем я хочу вам признаться, вся эта игра в испорченный телефон, началась, когда я стоял перед аквариумом с существом, которое может послужить нам примером... Весь последующий бред как-то связан с этой странной рыбой, перевязан жгутом ее тела...» Я не отправил письмо, даже не дописал.