Читать «Школа кибернетики» онлайн - страница 6

Александр Мильштейн

Нельзя сказать, что текст, который я написал для Аттингера, не имел никакого отношения к оригиналу. Декорации остались. Но реплики стали другими. Мне трудно объяснить, почему я это сделал. Дело было не только в деньгах, хотя конечно: возможность регулярно «переводить» Аттингеру монологи его соседки была в этом смысле довольно заманчивой. Я написал такой текст, который явно требовал продолжения, и, покидая в тот вечер квартиру Аттингера, я знал, что побываю в ней еще раз. На тротуаре было много виноградных улиток. У них нет раковин, только длинные калоподобные тела. Надо было осторожно идти, чтобы не наступить. Прохожих на улице не было. Надо сказать, что район выглядел безлюдным и прилизанным. Или не надо, зачем это говорить? Весь этот город чаще всего выглядит необитаемым. Коричневые кусочки ползли по асфальту. Глядя на них, можно было подумать, что люди на самом деле вымерли, а фекалии ожили. Но эта мысль тоже не казалась оригинальной. Лучше было вообще не думать. Просто идти к машине. Моросил дождь. Я увидел пожилого человека в сером пальто: он стоял на шахматной доске или, точнее, на площадке, на которой играют в шахматы. На ней оставалось несколько мокрых фигур полуметрового роста. Когда-то я пробовал написать рассказ, и не то чтобы у меня не получилось... Скорее наоборот: у меня получилось, и я понял, что только это и было нужно. Узнать, могу ли я написать рассказ. И больше я к этому не возвращался, пока не попал в квартиру Аттингера и не стал делать для него переводы. Оказалось, что «литератор» не умер во мне, а ждал своего часа. Я употребляю это слово в кавычках, потому что у меня не было и нет потребности самому создавать персонажей, придумывать сюжет или еще, чего доброго, — подтекст, надтекст, то, что наносят на бумагу невидимыми чернилами. Нет, эти игры меня не привлекают, и если «литератор» проснулся, то именно потому, что почувствовал ситуацию, в которой ему ничего этого не надо было делать. Только написать несколько монологов, погрузить их в реальность и посмотреть, что будет дальше. Благими намерениями свой подлог я тоже не могу объяснить, хотя... Глядя, как Аттингер сидит перед экраном и, отдыхая от непрерывного программирования, водит по виртуальным комнатам забавного толстячка по имени Марко, я думал, что точно так же могу управлять самим Аттингером. Марко тыкался в одну дверь, в другую, пробовал окно, ничего не получалось, он высоко подпрыгивал и узнавал таким образом, что в комнате нет потолка. Он приземлялся с другой стороны, шел по коридору, попадал в следующую комнату... Что касается моих соотечественников, поселившихся у Ат-тингера за стенкой... Конечно, мне не хотелось никаких разрушений, но и разрушать уже вроде бы было нечего — из разговоров Лены с подругами следовало, что она готова изменить Володе с кем угодно. Кроме одного человека — соседа за стенкой. Сосед за стенкой сидел на зеленом шаре и писал программы на языке C++. По ночам он смотрел с орбиты на голубую планету. Он говорил мне, что во время частой бессонницы смотрит третью программу местного телевидения. По этой программе всю ночь показывают то, что передает камера, установленная на искусственном спутнике. Перед глазами у него были очертания континентов, голоса, долетавшие до него снизу, сливались в какой-то непрерывный белый шум... И вдруг в этом шуме он расслышал свое имя. Его серебряная голова на длинной шее удивленно повернулась, бровь приподнялась, дернулся кадык. И он позвал меня и попросил расшифровать сигналы, поступающие с далекой планеты... Он записывал разговоры с помощью микрофона, который он почему-то называл вакуумным. Шнур полз на террасу, микрофон прятался в ботинке. Я не хочу вспоминать тексты, которые выдумывал на ходу. Ничего интересного. Я делал так, что его соседка то и дело рассказывала своей подруге о смешанных чувствах, которые в ней вызывает странный сосед... Чувства, которые я описывал, были более чем смешанные — мне не нужно было, чтобы Ат-тингер позвонил на следующий день в ее дверь и сказал «Дорогая, я все знаю, я чувствую...». Но нельзя было допустить и того, чтобы он совсем расстроился и потерял интерес.