| The village postmaster took round the collection bag. | Деревенский почтальон подошел с кружкой для пожертвований. |
| Tony put in his half-crown; John and nanny their pennies. | Тони бросил заранее заготовленные полкроны, Джон и няня свои пенни. |
| The vicar climbed, with some effort, into the pulpit. | Викарий с трудом взобрался на кафедру. |
| He was an elderly man who had served in India most of his life. | Это был пожилой человек, почти всю жизнь прослуживший в Индии. |
| Tony's father had given him the living at the instance of his dentist. | Отец Тони дал ему приход по просьбе своего зубного врача. |
| He had a noble and sonorous voice and was reckoned the best preacher for many miles around. | Викарий обладал благородным, звучным голосом и считался лучшим проповедником на много миль в округе. |
| His sermons had been composed in his more active days for delivery at the garrison chapel; he had done nothing to adapt them to the changed conditions of his ministry and they mostly concluded with some reference to homes and dear ones far away. | Проповеди, созданные им в расцвете сил, первоначально предназначались для гарнизонной часовни; он никак не пытался приспособить их для новой паствы, и они по большей части заканчивались обращением к далеким очагам и далеким семьям. |
| The villagers did not find this in any way surprising. | Прихожане этому нисколько не удивлялись. |
| Few of the things said in church seemed to have any particular reference to themselves. | Немногое из того, о чем говорилось в церкви, имело, как они замечали, отношение к их жизни. |
| They enjoyed their vicar's sermons very much and they knew that when he began about their distant homes, it was time to be dusting their knees and feeling for their umbrellas. | Они очень любили проповеди своего викария и знали, что, когда викарий заводит речь о далеких очагах, пора отряхивать пыль с колен и искать зонтики. |
| "... And so as we stand here bareheaded at this solemn hour of the week," he read, his powerful old voice swelling up for the peroration, "let us remember our Gracious Queen Empress in whose services we are here and pray that she may long be spared to send us at her bidding to do our duty in the uttermost parts of the earth; and let us think of our dear ones far away and the homes we have left in her name, and remember that though miles of barren continent and leagues of ocean divide us, we are never so near to them as on these Sunday mornings, united with them across dune and mountain in our loyalty to our sovereign and thanksgiving for her welfare; one with them as proud subjects of her sceptre and crown." | - "...И вот теперь, в этот торжественнейший час недели нашей, когда мы стоим здесь, обнажив головы, - читал он, изо всех сил напрягая свой мощный стариковский голос перед концовкой, -воспомним милостивую государыню нашу королеву,чью службу мы несем здесь, и помолим господа о том, чтоб минула ее чаша сия и не пришлось бы ей посылать нас во исполнение долга нашего в отдаленнейшие уголки земли, подумаем об очагах, ради нее оставленных, и о далеких семьях наших и воспомним о том, что хотя между нами и лежат пустыни и океаны, никогда мы не бываем к ним так близки, как поутру в воскресенье, когда, несмотря на разделяющие нас пески и горы, мы едины в преданности властительнице нашей я в общем молебствовании о ее благоденствии; мы гордые подданные ее скипетра и короны". |
| ("The Reverend Tendril e do speak uncommon high of the Queen," a gardener's wife had once remarked to Tony.) | ("Преподобный Тендрил ужас как уважает королеву", - сказала как-то Тони жена садовника.) |
| After the choir had filed out, during the last hymn, the congregation crouched silently for a few seconds and then made for the door. | Хор стал во фрунт, спел последний гимн, паства с минуту постояла молча, склонив головы, и потянулась к дверям. |
