| 'Yes!' cried Ursula, too eagerly, throwing aside her sewing and leaping up, as if to escape something, thus betraying the tension of the situation and causing a friction of dislike to go over Gudrun's nerves. | - С удовольствием! - с поспешной готовностью воскликнула Урсула, отбрасывая вышивку и вскакивая на ноги, точно стремясь убежать от гнетущих мыслей. Это показало, насколько напряженной была ситуация, и Гудрун неприязненно поежилась. |
| As she went upstairs, Ursula was aware of the house, of her home round about her. | Поднимаясь вверх по ступенькам, Урсула видела стены своего дома, ощущала его атмосферу. |
| And she loathed it, the sordid, too-familiar place! | Она всем сердцем ненавидела его, это мерзкое, до тошноты знакомое место! |
| She was afraid at the depth of her feeling against the home, the milieu, the whole atmosphere and condition of this obsolete life. | Ее пугало, что ее чувства к этому дому, к обитающим в нем людям, к царящей в нем атмосфере и к этому устаревшему укладу жизни, настолько враждебны. |
| Her feeling frightened her. | Она боялась этих своих чувств. |
| The two girls were soon walking swiftly down the main road of Beldover, a wide street, part shops, part dwelling-houses, utterly formless and sordid, without poverty. | Вскоре девушки уже шли быстрым шагом по главной дороге Бельдовера - широкой улице, одну сторону которой занимали лавки, а другую -жилые дома, чрезвычайно безвкусные и убогие, хотя люди в них жили небедные. |
| Gudrun, new from her life in Chelsea and Sussex, shrank cruelly from this amorphous ugliness of a small colliery town in the Midlands. | Гудрун, которая после жизни в Челси и Суссексе стала совсем другим человеком, содрогалась под натиском бесформенного уродства небольшого шахтерского городка в самом сердце страны. |
| Yet forward she went, through the whole sordid gamut of pettiness, the long amorphous, gritty street. | И все же она шла вперед, мимо вызывающего отвращение убожества в различных его проявлениях, по длинной, безликой, посыпанной песком улице. |
| She was exposed to every stare, she passed on through a stretch of torment. | Она была беззащитна перед взглядами окружающих, она испытывала одно унижение за другим. |
| It was strange that she should have chosen to come back and test the full effect of this shapeless, barren ugliness upon herself. | Сейчас решение вернуться и в полной мере испытать на себе воздействие этого грубого, неприкрытого уродства казалось ей странным. |
| Why had she wanted to submit herself to it, did she still want to submit herself to it, the insufferable torture of these ugly, meaningless people, this defaced countryside? | Почему она поддалась, хотела ли она и дальше терпеть эту невыносимую пытку, на которую ее обрекали все эти никчемные, не ведающие своего предназначения людишки, это унылое селение? |
| She felt like a beetle toiling in the dust. | Ей казалось, что она всего лишь жук, копошащийся в пыли. |
| She was filled with repulsion. | И это заставляло ныть ее сердце. |
| They turned off the main road, past a black patch of common-garden, where sooty cabbage stumps stood shameless. | Они свернули с главной дороги и пошли мимо черного лоскута общего огорода, где бесстыдно торчали покрытые угольной пылью столбики капустных кочерыжек. |
| No one thought to be ashamed. | Никто и не думал их стыдиться. |
| No one was ashamed of it all. | Здесь никому ни за что не было стыдно. |
