| For two days, he talked to her, continued the discussions of art, of life, in which they both found such pleasure. | Два дня они беседовали, продолжали разговоры об искусстве, о жизни, которые доставляли им обоим большое наслаждение. |
| They praised the by-gone things, they took a sentimental, childish delight in the achieved perfections of the past. | Они восхваляли творения ушедших эпох. Восхитительные достижения прошлого наполняли их сентиментальной, детской радостью. |
| Particularly they liked the late eighteenth century, the period of Goethe and of Shelley, and Mozart. | Им особенно нравился конец восемнадцатого века - время Гете, Шелли и Моцарта. |
| They played with the past, and with the great figures of the past, a sort of little game of chess, or marionettes, all to please themselves. | Они играли с прошлым и выдающимися людьми прошлого, словно в шахматы, словно в марионетки, и все для того, чтобы доставить себе удовольствие. |
| They had all the great men for their marionettes, and they two were the God of the show, working it all. | Все великие люди были их тряпичными куклами, а они, Повелители представления, обставляли все так, как им хотелось. |
| As for the future, that they never mentioned except one laughed out some mocking dream of the destruction of the world by a ridiculous catastrophe of man's invention: a man invented such a perfect explosive that it blew the earth in two, and the two halves set off in different directions through space, to the dismay of the inhabitants: or else the people of the world divided into two halves, and each half decided IT was perfect and right, the other half was wrong and must be destroyed; so another end of the world. | Что касается будущего, то они никогда о нем не упоминали, кроме одного раза, когда один из них, насмешливо смеясь, рассказал другому о своем предвидении крушения мира в странной катастрофе, спровоцированной изобретением человека: человек изобрел такую отличную взрывчатку, что она расколола земной шар на две части, которые направились в разные стороны в космосе, приведя в ужас тех, кто на них жил; или же еще - все живущие на земле люди были поделены на две части и каждая решила, что она -идеальная и правильная, другая же половина никуда не годится и должна быть уничтожена -вот и еще один вариант конца света. |
| Or else, Loerke's dream of fear, the world went cold, and snow fell everywhere, and only white creatures, polar-bears, white foxes, and men like awful white snow-birds, persisted in ice cruelty. | Или же еще одна картинка, на этот раз из кошмара Лерке, - что весь мир замерз, везде лежит снег, и в этом ледяном жестоком мире обитают только белые существа - полярные медведи, песцы и люди, чудовищные, словно белые снежные птицы. |
| Apart from these stories, they never talked of the future. | Они никогда не говорили о будущем, разве что только в подобных историях. |
| They delighted most either in mocking imaginations of destruction, or in sentimental, fine marionette-shows of the past. | Им необычайно нравилось рисовать иронические картины конца мира или же заставлять прошлое сентиментально и изысканно танцевать под их дудку. |
| It was a sentimental delight to reconstruct the world of Goethe at Weimar, or of Schiller and poverty and faithful love, or to see again Jean Jacques in his quakings, or Voltaire at Ferney, or Frederick the Great reading his own poetry. | Они насыщались сентиментальным восторгом, воссоздавая малейшие подробности жизни Гете в Веймаре, вспоминая о Шиллере, его бедности и его преданной любви, или же Жан-Жака и его вздор, или же Вольтера в его имении в Ферни, или же представляя, как Фридрих Великий читал свои собственные стихи. |
