| But in the unnatural state of patience, and the unwillingness to harden himself against her, in which he found himself, he took no notice, although her soft kindliness to the other man, whom he hated as a noxious insect, made him shiver again with an access of the strange shuddering that came over him repeatedly. | Но он, неестественно терпеливо затаившийся и не желающий ожесточаться против нее, не замечал этого, хотя мягкость и доброта, с которыми она относилась к человеку, которого он ненавидел и считал ядовитым насекомым, возбуждали в нем странную, дикую, судорожную дрожь, время от времени накатывавшуюся на него. |
| He left her alone only when he went skiing, a sport he loved, and which she did not practise. | Он оставлял ее в одиночестве только тогда, когда отправлялся кататься на лыжах - ему нравился этот вид спорта, она же кататься не умела. |
| The he seemed to sweep out of life, to be a projectile into the beyond. | В этот момент он, казалось, вихрем уносится из этой жизни, точно ракета, устремляясь в неведомое. |
| And often, when he went away, she talked to the little German sculptor. | Когда он уходил, она очень часто беседовала с маленьким немецким скульптором. |
| They had an invariable topic, in their art. | Их искусство давало им неистощимые темы для разговора. |
| They were almost of the same ideas. | У них были одни и те же идеи. |
| He hated Mestrovic, was not satisfied with the Futurists, he liked the West African wooden figures, the Aztec art, Mexican and Central American. | Он ненавидел Местровича, был неудовлетворен работами футуристов, ему нравились деревянные фигурки из Западной Африки, искусство ацтеков, народов Мексики и Центральной Америки. |
| He saw the grotesque, and a curious sort of mechanical motion intoxicated him, a confusion in nature. | Он был знаком с искусством гротеска, а опьяняло его загадочное механическое движение, вызывая смятение в его душе. |
| They had a curious game with each other, Gudrun and Loerke, of infinite suggestivity, strange and leering, as if they had some esoteric understanding of life, that they alone were initiated into the fearful central secrets, that the world dared not know. | Эти двое, Гудрун и Лерке, вели друг с другом занимательную игру, пронизанную бесконечными двусмысленностями, странную и насмешливую, точно они разделяли только им доступное понимание жизни, точно только они одни были посвящены в пугающие глубинные тайны, которые остальной мир предпочитал не знать. |
| Their whole correspondence was in a strange, barely comprehensible suggestivity, they kindled themselves at the subtle lust of the Egyptians or the Mexicans. | Само их общение происходило путем обмена странными, едва понятными намеками, утонченная страсть египтян или мексиканцев воодушевляла их. |
| The whole game was one of subtle inter-suggestivity, and they wanted to keep it on the plane of suggestion. | Вся эта игра представляла собой изысканную передачу друг другу тонких намеков, и им не хотелось бы переводить ее в другую плоскость. |
| From their verbal and physical nuances they got the highest satisfaction in the nerves, from a queer interchange of half-suggested ideas, looks, expressions and gestures, which were quite intolerable, though incomprehensible, to Gerald. | Их чувства получали высшее удовлетворение от нюансов, которыми были полны их слова и движения, от череды содержащих скрытый смысл мыслей, взглядов, слов и жестов, которые были Джеральду хотя и не понятны, но вызывали в нем неприязнь. |
| He had no terms in which to think of their commerce, his terms were much too gross. | Его склад ума не позволял ему составить представление о том, что между ними происходит, он мыслил другими, более грубыми категориями. |
