| She wanted to have no past. | Ей хотелось бы, чтобы у нее не было прошлого. |
| She wanted to have come down from the slopes of heaven to this place, with Birkin, not to have toiled out of the murk of her childhood and her upbringing, slowly, all soiled. | Ей хотелось бы спуститься по небесным склонам сюда, держа Биркина под руку, а не копошиться во мраке воспоминаний о детстве и своем воспитании, копошиться медленно, измазываясь в грязи. |
| She felt that memory was a dirty trick played upon her. | Она чувствовала, что память - это грязная шутка, которую над ней сыграли. |
| What was this decree, that she should 'remember'! | Разве обязательно нужно было, чтобы она "помнила"! |
| Why not a bath of pure oblivion, a new birth, without any recollections or blemish of a past life. | Почему ей нельзя окунуться в полное забвение, родиться заново, оставив все воспоминания, всю грязь прошлой жизни за своими плечами. |
| She was with Birkin, she had just come into life, here in the high snow, against the stars. | У нее был Биркин, и здесь, наверху, среди этого снега, под звездами она только что пробудилась к жизни. |
| What had she to do with parents and antecedents? | Какое ей дело до родителей и предков? |
| She knew herself new and unbegotten, she had no father, no mother, no anterior connections, she was herself, pure and silvery, she belonged only to the oneness with Birkin, a oneness that struck deeper notes, sounding into the heart of the universe, the heart of reality, where she had never existed before. | Она ощущала себя совершенно другой, не рожденной от человека, у нее не было ни отца, ни матери, ни внешних привязанностей; она была собой, она была чистой и белоснежной, и только с Биркиным она образовывала единство, которое затрагивало глубинные струнки, отдавалось в сердце Вселенной, в душе реального мира, в котором она никогда дотоле не существовала. |
| Even Gudrun was a separate unit, separate, separate, having nothing to do with this self, this Ursula, in her new world of reality. | Даже Гудрун была чужой, чужой, чужой, даже у нее не было ничего общего с этой личностью, с этой Урсулой, пробившейся в новую реальность. |
| That old shadow-world, the actuality of the past-ah, let it go! | Тот старый мир теней, та действительность прошлого - кому она теперь нужна! |
| She rose free on the wings of her new condition. | Крылья - ее новое состояние - уносили ее на свободу. |
| Gudrun and Gerald had not come in. | Гудрун и Джеральд не пошли внутрь. |
| They had walked up the valley straight in front of the house, not like Ursula and Birkin, on to the little hill at the right. | Они пошли вверх по долине прямо перед домом, а не как Урсула и Биркин, на маленький холм справа. |
| Gudrun was driven by a strange desire. | Странное желание влекло Гудрун. |
| She wanted to plunge on and on, till she came to the end of the valley of snow. | Ей хотелось идти и идти вперед, пока она не дойдет до конца этой снежной долины. |
| Then she wanted to climb the wall of white finality, climb over, into the peaks that sprang up like sharp petals in the heart of the frozen, mysterious navel of the world. | Затем ей захотелось вскарабкаться на эту белую, венчающую все стену, перелезть через нее и очутиться среди вершин, которые подобно острым лепесткам торчали из сердца замерзшего, таинственного пупа мира. |
