| All her life, she had sought to make herself invulnerable, unassailable, beyond reach of the world's judgment. | Всю свою жизнь она стремилась стать непроницаемой для насмешек, неприкосновенной, оказаться выше человеческого суждения. |
| And yet her soul was tortured, exposed. | Но в то же время ее сердце, выставленное на всеобщее обозрение, рвалось на части. |
| Even walking up the path to the church, confident as she was that in every respect she stood beyond all vulgar judgment, knowing perfectly that her appearance was complete and perfect, according to the first standards, yet she suffered a torture, under her confidence and her pride, feeling herself exposed to wounds and to mockery and to despite. | Даже когда она поднималась по ступенькам в церковь, когда она была уверена, что во всех отношениях она выше суждений черни, когда она прекрасно понимала, что в ее внешности нет ни малейшего изъяна, что она соответствует самым высоким стандартам, - даже в этот момент ее мучила мысль, которую она пыталась скрыть под маской уверенности и гордости, - мысль, что она бессильна перед всеми уколами, насмешками и презрением. |
| She always felt vulnerable, vulnerable, there was always a secret chink in her armour. | Она постоянно чувствовала свою уязвимость, в ее броне была незаметная пробоина. |
| She did not know herself what it was. | И она никак не могла понять причину этой уязвимости. |
| It was a lack of robust self, she had no natural sufficiency, there was a terrible void, a lack, a deficiency of being within her. | А уязвима она была потому, что в ней не было живости, что от природы она не обладала цельностью, внутри она ощущала пустоту, изъян, неполноценность. |
| And she wanted someone to close up this deficiency, to close it up for ever. | Ей хотелось, чтобы кто-нибудь заполнил эту пустоту, заполнил ее раз и навсегда. |
| She craved for Rupert Birkin. | Руперт Биркин был необходим ей как воздух. |
| When he was there, she felt complete, she was sufficient, whole. | Когда он был рядом, она чувствовала себя завершенной, она становилась цельной, самодостаточной. |
| For the rest of time she was established on the sand, built over a chasm, and, in spite of all her vanity and securities, any common maid-servant of positive, robust temper could fling her down this bottomless pit of insufficiency, by the slightest movement of jeering or contempt. | Все остальное время она не чувствовала твердой опоры под ногами, она висела над пропастью и, несмотря на все ее тщеславие и оборонительные сооружения, любая веселая и бойкая служанка единой усмешкой или презрительным взглядом могла ввергнуть ее в бездонную пропасть неуверенности в себе. |
| And all the while the pensive, tortured woman piled up her own defences of aesthetic knowledge, and culture, and world-visions, and disinterestedness. | Эта меланхоличная, раздираемая душевной мукой женщина постоянно нагромождала вокруг себя баррикады из эстетической философии, культуры, мировоззрения и равнодущия. |
| Yet she could never stop up the terrible gap of insufficiency. | Но этим она никогда бы не смогла заполнить страшную пропасть собственной неполноценности. |
| If only Birkin would form a close and abiding connection with her, she would be safe during this fretful voyage of life. | Если бы только Биркин отважился заключить с ней тесный и прочный союз, ее не страшила бы дорога жизни, постоянно ускользающая у нее из-под ног. |
