| This somehow happens among us quite suddenly, like the shifting of the scenes on the stage. | Как-то это вдруг у нас происходит, точно перемена декорации на театре. |
| Oh, it's not at all the same as with Pushkin, Gogol, Moli?re, Voltaire, all those great men who really had a new original word to say! | О, тут совсем не то, что с Пушкиными, Г оголями, Мольерами, Вольтерами, со всеми этими деятелями, приходившими сказать свое новое слово! |
| It's true, too, that these talented gentlemen of the middling sort in the decline of their venerable years usually write themselves out in the most pitiful way, though they don't observe the fact themselves. | Правда и то, что и сами эти господа таланты средней руки, на склоне почтенных лет своих, обыкновенно самым жалким образом у нас исписываются, совсем даже и не замечая того. |
| It happens not infrequently that a writer who has been for a long time credited with extraordinary profundity and expected to exercise a great and serious influence on the progress of society, betrays in the end such poverty, such insipidity in his fundamental ideas that no one regrets that he succeeded in writing himself out so soon. | Нередко оказывается, что писатель, которому долго приписывали чрезвычайную глубину идей и от которого ждали чрезвычайного и серьезного влияния на движение общества, обнаруживает под конец такую жидкость и такую крохотность своей основной идейки, что никто даже и не жалеет о том, что он так скоро умел исписаться. |
| But the old grey-beards don't notice this, and are angry. | Но седые старички не замечают того и сердятся. |
| Their vanity sometimes, especially towards the end of their career, reaches proportions that may well provoke wonder. | Самолюбие их, именно под конец их поприща, принимает иногда размеры, достойные удивления. |
| God knows what they begin to take themselves for-for gods at least! | Бог знает за кого они начинают принимать себя, -по крайней мере за богов. |
| People used to say about Karmazinov that his connections with aristocratic society and powerful personages were dearer to him than his own soul, people used to say that on meeting you he would be cordial, that he would fascinate and enchant you with his open-heartedness, especially if you were of use to him in some way, and if you came to him with some preliminary recommendation. | Про Кармазинова рассказывали, что он дорожит связями своими с сильными людьми и с обществом высшим чуть не больше души своей. Рассказывали, что он вас встретит, обласкает, прельстит, обворожит своим простодушием, особенно если вы ему почему-нибудь нужны и, уж разумеется, если вы предварительно были ему зарекомендованы. |
| But that before any stray prince, any stray countess, anyone that he was afraid of, he would regard it as his sacred duty to forget your existence with the most insulting carelessness, like a chip of wood, like a fly, before you had even time to get out of his sight; he seriously considered this the best and most aristocratic style. | Но при первом князе, при первой графине, при первом человеке, которого он боится, он почтет священнейшим долгом забыть вас с самым оскорбительным пренебрежением, как щепку, как муху, тут же, когда вы еще не успели от него выйти; он серьезно считает это самым высоким и прекрасным тоном. |
| In spite of the best of breeding and perfect knowledge of good manners he is, they say, vain to such an hysterical pitch that he cannot conceal his irritability as an author even in those circles of society where little interest is taken in literature. | Несмотря на полную выдержку и совершенное знание хороших манер, он до того, говорят, самолюбив, до такой истерики, что никак не может скрыть своей авторской раздражительности даже и в тех кругах общества, где мало интересуются литературой. |
| If anyone were to surprise him by being indifferent, he would be morbidly chagrined, and try to revenge himself. | Если же случайно кто-нибудь озадачивал его своим равнодушием, то он обижался болезненно и старался отмстить. |
