| He positively would not go out to take his constitutional till well after dusk, when it was quite dark. | Даже гулять выходил, для необходимого моциону, только в полные сумерки, когда уже совершенно темнело. |
| A week passed and he still did not know whether he were betrothed or not, and could not find out for a fact, however much he tried. | Прошла неделя, а он всё еще не знал, жених он или нет, и никак не мог узнать об этом наверно, как ни бился. |
| He had not yet seen his future bride, and did not know whether she was to be his bride or not; did not, in fact, know whether there was anything serious in it at all. | С невестой он еще не видался, даже не знал, невеста ли она ему; даже не знал, есть ли тут во всем этом хоть что-нибудь серьезное! |
| Varvara Petrovna, for some reason, resolutely refused to admit him to her presence. | К себе почему-то Варвара Петровна решительно не хотела его допустить. |
| In answer to one of his first letters to her (and he wrote a great number of them) she begged him plainly to spare her all communications with him for a time, because she was very busy, and having a great deal of the utmost importance to communicate to him she was waiting for a more free moment to do so, and that she would let him know in time when he could come to see her. | На одно из первоначальных писем его (а он написал их к ней множество) она прямо ответила ему просьбой избавить ее на время от всяких с ним сношений, потому что она занята, а имея и сама сообщить ему много очень важного, нарочно ждет для этого более свободной, чем теперь, минуты, и сама даст ему со временемзнать, когда к ней можно будет прийти. |
| She declared she would send back his letters unopened, as they were "simple self-indulgence." | Письма же обещала присылать обратно нераспечатанными, потому что это "одно только баловство". |
| I read that letter myself-he showed it me. | Эту записку я сам читал; он же мне и показывал. |
| Yet all this harshness and indefiniteness were nothing compared with his chief anxiety. | И, однако, все эти грубости и неопределенности, всё это было ничто в сравнении с главною его заботой. |
| That anxiety tormented him to the utmost and without ceasing. He grew thin and dispirited through it. | Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел и падал духом. |
| It was something of which he was more ashamed than of anything else, and of which he would not on any account speak, even to me; on the contrary, he lied on occasion, and shuffled before me like a little boy; and at the same time he sent for me himself every day, could not stay two hours without me, needing me as much as air or water. | Это было нечто такое, чего он уже более всего стыдился и о чем никак не хотел заговорить даже со мной; напротив, при случае лгал и вилял предо мной, как маленький мальчик; а между тем сам же посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде или в воздухе. |
| Such conduct rather wounded my vanity. | Такое поведение оскорбляло несколько мое самолюбие. |
| I need hardly say that I had long ago privately guessed this great secret of his, and saw through it completely. | Само собою разумеется, что я давно уже угадал про себя эту главную тайну его и видел всё насквозь. |
| It was my firmest conviction at the time that the revelation of this secret, this chief anxiety of Stepan Trofimovitch's would not have redounded to his credit, and, therefore, as I was still young, I was rather indignant at the coarseness of his feelings and the ugliness of some of his suspicions. | По глубочайшему тогдашнему моему убеждению, обнаружение этой тайны, этой главной заботы Степана Трофимовича, не прибавило бы ему чести, и потому я, как человек еще молодой, несколько негодовал на грубость чувств его и на некрасивость некоторых его подозрений. |
