| I am more of an antique pagan, like the great Goethe, or like an ancient Greek. | Я скорее древний язычник, как великий Гете или как древний грек. |
| The very fact that Christianity has failed to understand woman is enough, as George Sand has so splendidly shown in one of her great novels. | И одно уже то, что христианство не поняло женщину, - что так великолепно развила Жорж Занд в одном из своих гениальных романов. |
| As for the bowings, fasting and all the rest of it, I don't understand what they have to do with me. | Насчет же поклонений, постов и всего прочего, то не понимаю, кому какое до меня дело? |
| However busy the informers may be here, I don't care to become a Jesuit. | Как бы ни хлопотали здесь наши доносчики, а иезуитом я быть не желаю. |
| In the year 1847 Byelinsky, who was abroad, sent his famous letter to Gogol, and warmly reproached him for believing in some sort of God. | В сорок седьмом году Белинский, будучи за границей, послал к Г оголю известное свое письмо и в нем горячо укорял того, что тот верует ""в какого-то бога". |
| Entre nous soit dit, I can imagine nothing more comic than the moment when Gogol (the Gogol of that period!) read that phrase, and... the whole letter! | Entre nous soit dit, ничего не могу вообразить себе комичнее того мгновения, когда Г оголь (тогдашний Гоголь!) прочел это выражение и... всё письмо! |
| But dismissing the humorous aspect, and, as I am fundamentally in agreement, I point to them and say-these were men! | Но, откинув смешное, и так как я все-таки с сущностию дела согласен, то скажу и укажу: вот были люди! |
| They knew how to love their people, they knew how to suffer for them, they knew how to sacrifice everything for them, yet they knew how to differ from them when they ought, and did not filch certain ideas from them. | Сумели же они любить свой народ, сумели же пострадать за него, сумели же пожертвовать для него всем и сумели же в то же время не сходиться с ним, когда надо, не потворствовать ему в известных понятиях. |
| Could Byelinsky have sought salvation in Lenten oil, or peas with radish!..." | Не мог же в самом деле Белинский искать спасения в постном масле или в редьке с горохом!.." |
| But at this point Shatov interposed. | Но тут вступался Шатов. |
| "Those men of yours never loved the people, they didn't suffer for them, and didn't sacrifice anything for them, though they may have amused themselves by imagining it!" he growled sullenly, looking down, and moving impatiently in his chair. | - Никогда эти ваши люди не любили народа, не страдали за него и ничем для него не пожертвовали, как бы ни воображали это сами, себе в утеху! - угрюмо проворчал он, потупившись и нетерпеливо повернувшись на стуле. |
| "They didn't love the people!" yelled Stepan Trofimovitch. | - Это они-то не любили народа! - завопил Степан Трофимович. |
| "Oh, how they loved Russia!" | - О, как они любили Россию! |
| "Neither Russia nor the people!" Shatov yelled too, with flashing eyes. | - Ни России, ни народа! - завопил и Шатов, сверкая глазами. |
| "You can't love what you don't know and they had no conception of the Russian people. | - Нельзя любить то, чего не знаешь, а они ничего в русском народе не смыслили! |
| All of them peered at the Russian people through their fingers, and you do too; Byelinsky especially: from that very letter to Gogol one can see it. | Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого письма его к Г оголю это видно. |
