| I'm ready to repeat it for thirty thousand years. | Я тридцать тысяч лет про это твержу. |
| We don't know how to live by our own labour. | Мы своим трудом жить не умеем. |
| And as for the fuss they're making now about the 'dawn' of some sort of public opinion, has it so suddenly dropped from heaven without any warning? | И что они там развозились теперь с каким-то "зародившимся" у нас общественным мнением, -так вдруг, ни с того ни с сего, с неба соскочило? |
| How is it they don't understand that before we can have an opinion of our own we must have work, our own work, our own initiative in things, our own experience. | Неужто не понимают, что для приобретения мнения первее всего надобен труд, собственный труд, собственный почин в деле, собственная практика! |
| Nothing is to be gained for nothing. | Даром никогда ничего не достанется. |
| If we work we shall have an opinion of our own. | Будем трудиться, будем и свое мнение иметь. |
| But as we never shall work, our opinions will be formed for us by those who have hitherto done the work instead of us, that is, as always, Europe, the everlasting Germans-our teachers for the last two centuries. | А так как мы никогда не будем трудиться, то и мнение иметь за нас будут те, кто вместо нас до сих пор работал, то есть всё та же Европа, все те же немцы - двухсотлетние учителя наши. |
| Moreover, Russia is too big a tangle for us to unravel alone without the Germans, and without hard work. | К тому же Россия есть слишком великое недоразумение, чтобы нам одним его разрешить, без немцев и без труда. |
| For the last twenty years I've been sounding the alarm, and the summons to work. | Вот уже двадцать лет, как я бью в набат и зову к труду! |
| I've given up my life to that appeal, and, in my folly I put faith in it. | Я отдал жизнь на этот призыв и, безумец, веровал! |
| Now I have lost faith in it, but I sound the alarm still, and shall sound it to the tomb. I will pull at the bell-ropes until they toll for my own requiem!" | Теперь уже не верую, но звоню и буду звонить до конца, до могилы; буду дергать веревку, пока не зазвонят к моей панихиде! |
| "Alas! We could do nothing but assent. | Увы! мы только поддакивали. |
| We applauded our teacher and with what warmth, indeed! | Мы аплодировали учителю нашему, да с каким еще жаром! |
| And, after all, my friends, don't we still hear to-day, every hour, at every step, the same "charming," "clever," "liberal," old Russian nonsense? | А что, господа, не раздается ли и теперь, подчас сплошь да рядом, такого же "милого", "умного", "либерального" старого русского вздора? |
| Our teacher believed in God. | В бога учитель наш веровал. |
| "I can't understand why they make me out an infidel here," he used to say sometimes. "I believe in God, mais distinguons, I believe in Him as a Being who is conscious of Himself in me only. | "Не понимаю, почему меня все здесь выставляют безбожником? - говаривал он иногда, - я в бога верую, mais distinguons, я верую, как в существо, себя лишь во мне сознающее. |
| I cannot believe as my Nastasya (the servant) or like some country gentleman who believes 'to be on the safe side,' or like our dear Shatov-but no, Shatov doesn't come into it. Shatov believes 'on principle,' like a Moscow Slavophil. | Не могу же я веровать, как моя Настасья (служанка) или как какой-нибудь барин, верующий "на "всякий случай", - или как наш милый Шатов, - впрочем, нет, Шатов не в счет, Шатов верует насильно, как московский славянофил. |
| As for Christianity, for all my genuine respect for it, I'm not a Christian. | Что же касается до христианства, то, при всем моем искреннем к нему уважении, я - не христианин. |
