Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 76

него очередные бытовые неурядицы, в тон ему ответила: «Терпеть, Мишенька, терпеть» — и спокойно последовала дальше.

Она НИЧЕГО не знала о том, что с нею произошло.

Современному читателю надо объяснить в этом эпизоде два обстоятельства. Одно

простое: что значит придти за лимитом? Это значит получить особый талончик,

«единичку» на промтовары, «лимит» на продукты в «распределитель»; в военные и

первые послевоенные годы такое отоваривание было в порядке вещей; соответствующие темины объяснения не требовали.

Сложнее понять другое обстоятельство: как это Ахматова НЕ ЗНАЛА? Уже день или

два, как принято и обнародовано смертельное для нее «историческое постановление

ЦК партии» — акция, определившая идеологическую политику на десятилетия вперед; уже в школьные программы его готовятся внести, и Ахматову поминают как главное

пугало; уже Жданов читает о ней доклады. О Постановлении знают все. Ахматова — не

знает.

Это можно объяснить так: друзья не решились сказать, знакомые отвернулись в

страхе, сама же она газет не читает и радио не включает. Она действительно МОГЛА

не знать: и день, и два. Но все это оказалось возможно, потому что она и жила так, чтобы ничего не знать: в затворе. Она и рассказывала потом эту историю, гордясь тем, что — «не знала».

Точно так же она «не знала», что о ней было Постановление ЦК «году в двадцать

пятом». Лидия Чуковская (на «Записки» которой я во многом опираюсь, воспроизводя

ахматовский «имидж») — искала это Постановление и не преуспела; с чисто

«чуковской» иронией она заметила: наверое, оно сильно засекречено. Но дело не в том, было или не было такое Постановление. Дело в том, что Ахматова и о нем «не знала».

Она не знала даже: «что такое ЦК». НЕ ХОТЕЛА ЗНАТЬ.

Свидетельство другой Лидии, Гинзбург: «Она держала себя, как экс-королева на

буржуазном курорте».

Она жила, не видя, не слыша, не признавая «этой» реальности. Переходя улицу, в

ужасе кричала спутникам: «Уже можно?!» — уверенная, что ее сшибут. Хромала на

одном каблуке, потому что не ведала, где чинят обувь. Не умела подняться в лифте... то

есть подняться умела, но не знала, «как нажимать кнопки». Не знала, как расставить в

своих стихах знаки препинания, и поручала это другим.

Она многое поручала другим, и другие с радостью делали. Она была окружена

поклонниками и поклонницами, в облаке почитания она величественно несла свою

неустроенность. Она была — «царица», «королева», «Первая дама Империи»,

«Екатерина Великая»; величие ее облика не противоречило нищете, но лишь

подчеркивалось ею. Халат мог быть порван от плеча до бедра: зашить нельзя, с

царственной небрежностью носить — можно. Шуба — без пуговиц: пришить нельзя, носить, уверенно запахиваясь, — можно. Перевязанный веревкой чемодан с

рукописями на табуретке посреди комнаты — символ кочевья: найти нужный листочек

нельзя... но — можно быть уверенной, что любую строчку окружающие, знающие ее

стихи наизусть, — подскажут мгновенно.

Впрочем, то, что действительно нужно, Анна Андреевна делала с молниеносной и