Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 117
Administrator
меж ними с наивностью младенца, «не понимающего», что делается вокруг, «впервые
видящего» вещи и кущи, формы и цвета.
Цвета в его лирике — чистые и ясные: красный, голубой, зеленый. Никакой
изначальной мглы, фиолетовой густоты, блоковской сажи: палитра свеженаписанного
лубка, народной иконки.
По этим краскам — серебро. Оно не краска, оно отблеск. Серебристое всегда в паре
с золотистым, оно слепит, веселит, завораживает, оно — как ассистка на образе, как
праздничный оклад, как риза.
Серебрится река.
Серебрится ручей.
Серебрится трава
Орошенных степей.
Складень!
Однако чернота ночи чувствуется в этих беглых, «лунных» пейзажах. Иногда она
короткими штрихами прочерчивает цветение красок: то черная птица пролетит, то
черная туча прольется, то из черной проруби русалка глянет. «Что-то» все время
копится в этом пестрении штрихов, оттеняющих голубизну и зелень, хотя проходит как
бы «мимо» сознания. И вдруг обрушивается страшным видением ЧЕРНОГО
ЧЕЛОВЕКА, который, выйдя «из зеркала», садится на кровать и читает отходную
поэту, прожившему жизнь «в стране громил и шарлатанов». Догадка: «Он — вы»
преображается в догадку: «он — я». Это финал драмы. Страна живет дальше, меняя
имена, цвета, наряды. Желтоволосый мальчик с голубыми глазами готовится отойти в
черноту.
Страница 140
Последний взгляд он бросает на Русь из благословенных теплых краев. Оттуда, из
Баку и Батума, родина видна, как в персидском райском сне; мысль о конце
присутствует в этом сне без ужаса, как что-то привычное.
Однако из сна надо возвращаться. В реальность, в Россию, в холод.
Он возвращается и пишет кровью стихотворение, в котором жизнь, равная небытию, и смерть, равная возрождению, в последний раз глядятся друг в друга.
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки и слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Его находят в петле, в номере гостиницы с нерусским названием, в городе, который
только что примерил третье имя, и это имя тоже сменит впоследствии.
Русь Советская откликается на смерть поэта шквалом молодежных самоубийств.
Нежная беззащитность народа предательски проступает из-под железной маски.
Главный имажинист Мариенгоф отмечает с ревностью: на другой день после смерти —
догнал славу!
Действие двух предсмертных есенинских четверостиший Маяковский пытается
нейтрализовать с помощью двух сотен строк.
Маяковскому остается до самоубийства пять лет, в течение которых он
окончательно утверждается как лучший и талантливейший поэт советской эпохи.
Есенин же медленно восстает из полузапрета, чтобы постепенно сделаться символом
той вечно недостижимой, непостижимой и невоплотимой Руси, которая, замирая в
святости и мечась в греховности, серебряным видением проходит сквозь
тысячелетнюю чернь эпох.
* * *
И сейчас мы ее пытаемся разглядеть.
Страница 141