Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 7

И ни следов, ни контуров. Нечто. Ничто. Ничто как Нечто.

Десять лет спустя поразительные по пластике "Итальянские стихи"

возвращают нас в ту же исчезающую точку:

Ты, как младенец, спишь, Равенна,

У сонной вечности в руках.

Две-три ссылки на "Данта с профилем орлиным" или на любимого "Гамлета"

вовсе не означают ни Италии, ни Дании. Никакого Запада у Вечности нет. А

Восток есть? На фоне "Скифов" как последней декорации Мирового

Балаганчика это особенно интересно. Востока нет, а есть... "Заря Востока", магическим образом угаданная за два десятка лет до того, как грузинские

большевики учредили газету с таким названием. Еще есть - Восток "помыслов

Страница 7

творца", коему навстречу "летит дух" поэта, явно подвигнутый на этот полет

Владимиром Соловьевым. Есть "лазурность востока", сокрытая "в неясной

тени". Иначе говоря Восток Ксеркса, Восток Христа, но не часть мира, не грань

мира, не имя мира.

Мир Блока в сущности не имеет окончательного име-ни. Непонятно, как его

называть. Точнее всего так: "Ты". Нечто, достойное служения, верности, любви.

Имена, мелькающие ОКОЛО священного места, условны. "Дева". "Сестра".

"Жена". "Дама". Иногда: "Снежная Дева". "Белая Дева"." "Древняя Дева".

Иногда "Незнакомка". Или так: Кармен. Фаина. И даже: Коломбина.

Обращающийся к ней лирический герой соответственно - и Арлекин, и

Пьеро, и Принц, и Шут. Но более всего - Рыцарь. Из всех скользящих имен, которыми он награждает свое божество, самое известное: "Прекрасная Дама".

Средневековый флер, окутывающий это имя, не должен обманывать: в

Прекрасной Даме нет ничего ни специфически средневекового, ни

специфически западноевропейского; время от времени в ее силуэте мелькает

что-то от цыганки... от вакханки... от боярышни... даже от проститутки.

Ничего обидного. Потому что все это - маски.

Каждый раз, когда очередная маска падает, возникает новая маска. И тоже

падает. Герой шепчет:

И, миру дольнему подвластна,

Меж всех - не знаешь ты одна,

Каким раденьям ты причастна,

Какою верой крещена.

Как?! А "церковь в лесистой глуши"? А "песня жницы" с поля "сжатой ржи", из-за "некошеной межи"? И "клевер пышный, и невинный василек"? И "глушь

родного леса", и "родной камыш", и "родимые селенья"? С полувзгляда

узнаваемые приметы, включающие цепь традиционно русских ассоциаций: тропинки... былинки... березки по скатам оврага... и даже так: "кочерыжки

капусты, березки и вербы", открывающие то неподдельное состояние, в которое

уже второй век погружается классический герой нашей литературы, "влачась по

пажитям и долам" и вкушая "душный зной, дневную лень, отблеск дальних

деревень"...

Тут внимательный читатель не удержится, переадресует Блоку иронические

рассуждение, которое он сам адресовал когда-то Фету: "Россию мы видим из

окна вагона железной дороги, из-за забора помещичьего сада да с пахучих

клеверных полей, которые еще Фет любил обходить в прохладные вечера, при

этом "минуя деревни".

Поскольку это сказано и о самом себе, не будем спешить с упреками: драма, тут заложенная, ироническими самохарактеристиками не исчерпывается. Россия