Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 8

Administrator

тычется в лицо всеми "былинками", качается перед глазами "серыми сучьями", и все-таки ее "нет". Нет того, что ожидается, обступает и требует воплощения.

Развоплощено!

Страница 8

Развоплощенность эта со времен Константина Леонтьева привычна и не

вызывает удивления.

Удивление вызывает другое: как свою "несказанную" тайну, свою Мечту, свою Прекрасную Даму, свою... Кармен-Коломбину-Фаину Блок впервые

решается отождествить со страной?

Зинаида Гиппиус, жрица "общественности", листая "Розу и Крест", допрашивает:

- Александр Александрович, ведь это не Фаина. Ведь это опять Она.

- Да.

- И ведь Она, Прекрасная Дама, ведь она - Россия!

- Да. Россия... Может быть, Россия, - смешивается Блок, продолжая "ходить

ОКОЛО", не желая ходить ПРЯМО.

"Роза и Крест" - 1913 год. Последнее историческое мгновенье перед началом

обвала. Само имя появляется в стихах Блока с 1905 года. С момента, когда

Цусимское эхо, отозвавшееся залпами Кровавого Воскресения и ревом

Революции, возвещает переход "железного века" в какой-то новый век, еще

неведомый. Пахнет гибелью. Возникает "Россия".

Почему только теперь? Может, оттого и не возникала она в сознании Блока

раньше - хотя место ее в центре Вселенной было окружено "приметами" и

овеяно трепетом, - что останавливали предчувствия? "Неслыханные перемены, невиданные мятежи"? Страшно было назвать "это" по имени: стронуть лавину.

Назвал - когда лавина пошла.

Блок не только определил возникновение русской темы у поэтов

Серебряного века, но угадал и ситуацию ее возникновения. У Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Ходасевича очерчивается Россия в сознании именно

тогда, когда - потеряна. Точки воплощения - моменты катастроф: 1905, 1914, 1917... И наконец, 1941-й. Имя открывается одновременно с утратой. Уста

отверзаются в немоту.

"Немая отчизна" - так она впервые названа у Блока. Потом: "Очнусь ли я в

другой отчизне?" И тут же, с глухим предчувствием: "чтобы распутица ночная

от родины не увела". И опять, с тоской: "Ты отошла, и я в пустыне". И наконец, самый пронзительный и страшный мотив русской мелодии у Блока - мотив

смены облика:

Нам казалось: мы кратко блуждали.

Нет, мы прожили долгие жизни.

Возвратились - и нас не узнали,

Нас не встретили в милой отчизне.

Блок и здесь - предтеча и провидец: через всю поэзию Серебряного века

проходит мотив неузнанности, неузнаваемости, мотив утраты Лица. Начинается

- у Блока. Черты затуманены. Та - и не та. "Дует ветер... ничего не различишь

сквозь слезы... Застилает глаза".

С точки зрения тогдашней "общественности" Георгий Адамович

Страница 9

диагностирует синдром пустоты; он говорит: слово "Россия", вошедшее в стихи

Блока после 1905 года, присутствует в том "гоголевском его звучании, которое

препятствует определить, о чем, собственно, речь: географический ли это

термин, имя ли народа, сумма культурных традиций и устремлений? Россия -

"родина". И Гоголь, и Блок предпочитали называть ее Русью, как более

ласкательным и интимным именем".

Все правильно. Г. Адамович вряд ли объяснил бы убедительно, что, собственно, и для него было "Россией" в 1905 году, когда события происходили, или в 1938, когда он в Париже их описывал, или в 1967, когда в Нью-Йорке, двигаясь в стихах вослед Блоку, он мучительно шел от "Одиночества и