Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 9

свободы" к "Единству".

Трагедия общая: на месте "России" разверзся вакуум, и предстоит

распознать то, что становится "Россией" под новыми масками и именами. Эта

непосильная задача встает перед поэтами Серебряного века. Как всякая

непосильная задача, она требует запредельного напряжения и делает поэзию

великой.

"Русь" действительно первое, на что эта поэзия пытается реально опереться.

У Блока так: сначала возникает ленивая "русская таможенная стража". Затем

внутри очерченной таким образом границы обнаруживается веселое племя: рабочие возят с барок дрова; дети дрова воруют; матери "с отвислыми грудями

под грязным платьем" отвешивают детям затрещины и принимают ворованное.

В воздухе ругань. "И светлые глаза привольной Руси" сияют "строго" с

"почерневших лиц".

Это диковатое племя, в котором явно скрестились земля, туман и звери, описано с той долей "ласкательности и интимности", с какой Миклухо-Маклай

увековечивал папуасов. Но именно такова блоковская "Русь" в первом

приближении. Русь пьяная, нищая, плачущая в кабаке. Понятна такая Русь разве

что на этнографическую глубину - дальше она непонятна. "За дремотой - тайна".

Тайна притягивает смутно чаемой "первоначальной чистотой", которая прячется

за этой дремотой, за нищетой и дикостью. "Ив лоскутах ее лохмотий души

скрываю наготу". Нагота безрадостна, чистота несчастлива. Печален простор, сумрачен свет, зловеща правда, приоткрывающаяся в таинственной дали. "Пред

ликом родины суровой я закачаюсь на кресте..."

Всякое прикосновение к Сфинксу, называемому "Россией",- это попытка

примериться к самым гибельным ее чертам. К ее "разбойной красе", к ее

"острожной тоске", к ее туманной, обманной, узорной, запутанной судьбе. Но

без ужаса нет для Блока любви, без русской безнадеги нет для него русской

реальности. Это врезано на века и, как все гениальное, просто: Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые

Как слезы первые любви.

Страница 10

Чем страшней, тем родней. Россия не поддается ни свету, ни праведности -

только темному греху. "Грешить бесстыдно, непробудно, счет потерять ночам и

дням, и, с головой, от хмеля трудной, идти сторонкой в божий храм..."

Поразительна точность "примет" этой неуловимой души, этого размазанного

быта, вся русская классика от Гоголя до Лескова поработала над тем, чтобы

Блок мог точными штрихами набросать портрет купца-праведника, который

отмаливает грехи на заплеванном полу церкви, а потом, икая за чаем и слюнявя

купоны, вспоминает, кого и как он надул.

...И на перины пуховые

В тяжелом завалиться сне...

Да, и такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне.

Другой он ее не ведает. Не хочет знать. Не верит, что она способна быть

другой. Воистину, безнадежная любовь - самая лютая. Объект любви должен

быть затуманен: ясность добьет его.