Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 58

Хотели встретиться еще - не встретились: Ходасевич уклонился: ему было

противно есенинское окружение.

Это окружение он описывает так: пламенная вера пополам с пламенным

кощунством. Пьяные философы, готовые пристрелить каждого, на кого

укажет "революция". Чернобородые идеологи в кожанках. Светлокудрые

нестеровские отроки, прославившиеся впоследствии в основном как

исполнители приговоров.

Насчет "отроков" - намек на самого Есенина. Однако при всей

несовместимости скептического, желчного Ходасевича и разгульно-веселого, распахнутого Есенина, - эти два великих поэта Серебряного века почему-то друг

другу нравятся. Может быть, потому, что Ходасевич чует в Есенине змеиную

хитрость, спрятанную под херувимским простодушием, а Есенин в Ходасевиче

под змеиной ядовитостью чует ту самую тоску, которая съедает его самого и

для которой нет у него имени?

Есенин был очень ритмичен,- отмечает Ходасевич.- " Смотрел прямо в глаза

и производил впечатление человека с правдивым сердцем, наверное - отличного

товарища".

Человек был, разумеется, именно таким, а вот товарищ лихо отыгрывал

роли: ангелоподобного Леля, хулигана с большой дороги, большевика, врага

большевиков, европейца в цилиндре, соловья, влюбленного в розу.

Когда, отыграв, Есенин повесился, Ходасевич задумался о том, что же такое

Страница 69

было в товарище, который в десяти разных обличьях прошел по родине, и все

обличья были ложными, а стихи между тем - сплошной правдой?

Ходасевич бьется над этой загадкой: " Горе его было в том, что он не сумел

назвать ее". Он воспевал Русь бревенчатую, Русь мужицкую, воспевал

социалистическую Инонию и азиатскую Расею, он пытался принять даже

СССР...

" Одно лишь верное имя ему не пришло на уста: Россия. "

А Ходасевичу - пришло?

Пришло. Более того: всегда было. На устах и в сердце: "Россия". ИМЯ. Не

было только за ним - реальности. Никогда.

Россия не просто "отсутствует" у него, как "отсутствует" всякая объективно

данная реальность, сквозь которую отчужденно проходит душа в поисках

"совсем иного бытия". Россия - зияет. Ее словесный облик горестно бесплотен, она удержана только в "слове", в "стихе", в "песнопении".

В 1938 году долго молчавший Ходасевич на мгновение обретает голос и

пишет стихотворение к юбилею ломоносовской "Оды на взятие Хотина": Из памяти изгрызли годы,

За что и кто в Хотине пал,

Но первый звук Хотинской оды

Нам первым звуком жизни стал.

Он стал последним звуком лиры Ходасевича в последний миг его жизни.

Когда эти стихи появились в парижских "Современных записках", Ходасевич умер.

Его схоронили парижане под гимн российскому ямбу.

ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ:

"...НО ЛЮБЛЮ МОЮ БЕДНУЮ ЗЕМЛЮ..."

Строкою ниже - срыв в сиротскую интонацию: "...Оттого, что иной не видал".

Это более или менее понятно. Но строкою выше - нечто, с

общеупотребительной точки зрения совершенно непонятное: Я от жизни смертельно устал,

Ничего от нее не приемлю...

Это пишет неполных восемнадцати лет юноша, выпускник одного из

престижнейших столичных училищ; он собирается продолжить образование в

лучших университетах Европы, недавно он с увлечением писал о теме