Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 57

рту (он говорил потом: у меня вкус пепла во рту даже от рубленых котлет!), ни

горьких лет нужды и изгнания, ни чувства страха, который скручивает узлом...

У него, как у всех нас, была еще родина, был город, была профессия, было имя.

Безнадежность только изредка... тенью набегала на душу, мелодия еще звучала

внутри, намекая, что не из всех людей хорошо делать гвозди, иные могут

пригодиться и в другом своем качестве. И в этом другом качестве казалось

возможным организовать - не Россию, не революцию, не мир, но прежде всего

самого себя".

Берберова попадает в самый нерв. "Организовать самого себя" - тут вся

драма Ходасевича. "Порядок внутри себя, важность смысла за фактом" .

Потому что ни Россию, ни мир "организовать" невозможно.

Но что значит: организовать "себя" вне России и вне мира? Что можно

спасти на таком пепелище? Разве что "язык"...

За полвека предвещена Ходасевичем трагедия другого великого поэта

русского небытия - Иосифа Бродского. У которого тоже оставался - "только

язык".

Накануне отъезда Берберова просит Ходасевича записать для нее основные

события его завершающейся русской биографии. Перечень набросан тотчас: все

тридцать пять прожитых лет, по годам. Завершает список строка: "1921...

КАТАСТРОФА" .

Это написано полным сил и надежд человеком, который едет -

"подлечиться".

Еще восемнадцать лет лечится Ходасевич от неизлечимой болезни, ревниво

вглядываясь в оставленную в России словесность, оценивая ее в критических

Страница 68

статьях. Что не сказано в стихах - сказано в статьях. Есть смысл вчитаться.

В статье 1928 года - любопытное сопоставление стихов Пастернака и

Цветаевой:

" Дневниковое бормотание Цветаевой глубже, значительнее, чем

дневниковое бормотание Пастернака; читая Цветаеву... досадуешь: зачем это

сказано так темно? ... Читая Пастернака, за него по человечеству радуешься: слава Богу, что все это так темно: если словесный туман Пастернака

развеять, - станет видно, что за бормотанием ничего или никого нет".

Стилистика "полубредовых записей" в принципе чужда Ходасевичу и у

Пастернака, и у Цветаевой: он не признает "одержимости словом" - только

"владение словом". Однако у Цветаевой все-таки что-то "есть".

Что же именно есть у Цветаевой? Можно догадаться: реальность ПОТЕРЬ. И

это Ходасевича с ней примиряет. А у Пастернака? Ирреальность ОБЛАДАНИЯ.

И это Ходасевича бесит. У Пастернака есть то, чего Ходасевич лишился. И даже

если это (у Пастернака) иллюзия,- все равно нестерпимо, невыносимо!

Вообще странные вести доходят "оттуда". Например, что Есенин буянит и

поносит Советскую власть, а Советская власть его не трогает. Ходасевич

комментирует: за десятую часть того, что певец "Москвы кабацкой"

выкрикивает против коммунистов, любого другого давно бы поставили к

стенке. А Есенина бережно препровождают в вытрезвитель и заминают

скандал.

Самоубийство кабацкого соловья заставляет Ходасевича еще раз задуматься

о том, что их связывало. Было несколько литературных встреч на людях, была

одна с глазу на глаз: долгая ночная прогулка по Москве весной 1918 года.