Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 56
Administrator
отрицания. Он эту власть не отрицает, он ее не замечает, он даже не от нее
бежит за границу, а от бедности и безнадеги, и даже не бежит, а едет "на
время",- надеясь вернуться. И за эту свою лояльность даже получает от Бориса
Садовского прозвище "большевик". И отвечает на это (в декабре 1917 года):
"
До 1925 года он остается в этой нейтральной, или, во всяком случае, в
объективной позиции. Потом эмигрантская нужда, невозможность выжить
толкает его в антисоветские издания, где публикует Ходасевич множество
публицистических статей и заметок о советской жизни (уже сталинской эпохи).
Эта деятельность, в которой много злости, много блеска и много правды, окончательно закрывает ему путь на родину.
В стихах же - в отличие от публицистики - понятие "советский" не
встречается. Да стихи и не пишутся в 30-е годы. Действует публицист - поэт
замолкает.
"Здесь не могу, не могу, не могу жить и писать, там не могу, не могу, не
могу жить и писать".
Так что прощальный взгляд на "Петербург", брошенный из "европейской
ночи" в декабре 1925 года (роковой час: Есенин в это время гибнет в гостинице
"Англетер"), - эта прощальная песнь остается в поэзии Ходасевича как что-то
странное, неожиданное и потому незабываемое. Может, потому и незабываемое, что неожиданное и странное. Врезающееся в память. Обрывающее нить.
Рассекающее жизнь.
Эти строки - из тех, что, отрываясь от автора, становятся крылатыми. В моем
читательском сознании по странной аберрации памяти (и, как я теперь
понимаю, по содержательной аберрации материала тоже) они однажды
Страница 67
перелетели-таки от Ходасевича Мандельштаму. Я этот ляпсус в спешке и по
небрежности "впихнул" в одну из своих статей и "тиснул" в паре "местных"
газет (одна из них, впрочем, была парижская). За это меня справедливо
линчевали братья-критики, и, слабый человек, в отчаянии от случившегося я
думал: как же это меня бес попутал, а всевышний попустил на такую дикую
оплошность? Не для того ли, чтобы подвигнуть к покаянному труду: перечитать
великих поэтов серебряного века под углом зрения их отношения к России?
Если так, то с радостью исполняю урок.
Итак, Ходасевич уезжает. Хотя вроде бы и не хочет. Но чувствует, что все
равно не удержится. Предчувствие подтверждено: вскоре из России на Запад
идет "пароход философов": выясняется, что в списках на высылку есть и имя
Ходасевича. Но это выясняется - потом. А пока он едет - "подлечиться". И еще
потому что "стали давать паспорта".
Нина Берберова вспоминает: "А в апреле... сказал, что перед ним две задачи: быть вместе и уцелеть. Или, может быть, уцелеть и быть вместе".
Всего полгода назад - смерть Блока и казнь Гумилева. Неясно: этот ужас - в
прошлом, или это предвестье? Никто еще не боится ночных звонков и стуков в
дверь. Но - смутное предчувствие какого-то "зажима" души. Словом, предстоит
"уцелеть".
Портрет поэта в это мгновенье:
"Несмотря на свои тридцать пять лет - как он еще молод!.. Ни вкуса пепла во
