Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 18

Ганг и Кама".

С приходом Советской власти в этот поток вливаются новые струи. "Как гость в

зырянское зимовье приходит пестрый Эрзерум". Раджа на слоне въезжает прямо в "овин".

"Египет" цветет "в снежном городишке". "Хвойный Арарат" высится среди родной "гари и

копоти". "Ферганский базар" шумит "под сенью карельских погостов". "О нумидийской

знойной славе гремит пурговая труба". Кружатся "вятич в тюрбане" с "поморкой в

тунисской чадре". "Серый Парагвай" обнаруживается в этом колхозе. Мелькает "панама

бура". Рядом - "тюрбан Магомета". Звенит "чеченская зурна"... Пляшет "Россия в

багдадском монисто с бедуинским изломом бровей".

Россия?.. А может, "то, чему названья нет"?

Густая, непродышливая ткань клюевского стиха, конечно, уникальна. Но - не случайна

Страница 20

в культурном воздухе начала века. Русская стилизация - одно из главных поветрий, и у

Клюева предсказано многое: от Ремизова до некоторых версий раннесоветской

орнаментальной прозы. И "логарифмирование" смыслов: там, где у Клюева строка,-

Клычков и Орешин вырастили бы по целой поэме; это тоже в духе тогдашней поэзии: так

же "логарифмирует" смыслы Хлебников.

Тайна - в том, ЧТО побуждает к такому чернению текста.

Побуждает - угроза со стороны реальности, от которой нужно любыми средствами

оградить теплую точку жилья. Поэтому Изба у Клюева шифруется, она становится

"непонятной", уходит в сокрыть. Смысл стилизации - само ограждение в таинственность, само замыкание в тайну. Это ДОЛЖНО быть "непонятно": Сучит оборы жаровый пень,

И ткет онучи чернавка-тень,

Рассвет кудрявич, лихой мигач,

В лесной опушке жует калач.

Из чего калач, не разберешь, но - "жует".

Чтоб помолиться лику ив,

Послушать пташек-клирошанок

И, брашен солнечных вкусив,

Набрать младенческих волвянок...

Рецепт таинствен, но - варится.

А уж бабы на Заозерье -

Крутозады, титьки - как пни,

Все Мемелфы, Груни, Лукерьи

По веретнам считают дни...

Что сварят эти "бабы"?

Мы уже знаем: "банановую похлебку".

Остается понять: отчего нужда в такой алхимии.

Итак, вот картина мироздания. Изба - малый круг, душегрейная точка. По горизонту -

хоровод видений, большой круг, "Белая Индия", фреска.

Суть в том, чем заполняется пространство между малым кругом и большим.

Соотношение между Домом и Миром, сама эта "вселенская модель", сама невозможность

прожить только Домом - тема, характерная для поэзии Серебряного века, да, пожалуй, и

для русской поэзии в целом, а может быть, и для великой поэзии вообще. У

Мандельштама - не "фреска", но таинственная европейская "карта". У Пастернака -

"двор", заминированный "тысячелетьем". У Маяковского мир, простой, "как мычание", но

это непременно весь мир, да и простота окутана "облаком".

Я несколько сдвигаю образы Маяковского с тем, чтобы понять, что именно видит у

него Клюев:

Простой, как мычание, и облаком в штанах казинетовых

Не станет Россия - так вещает Изба...

Страница 21

Изба вещает, предвещает, завещает - покой. У Маяковского мир рушится и

возрождается - у Клюева стоит. У Пастернака тысячелетия идут - у Клюева застыли. У

Мандельштама карта мира меняется - у Клюева не меняется ничего. Мир "недвижим". Ни