Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 16

Administrator

невыносимого душевного опустошения, с которым онежский мститель шел к Блоку, чтобы излечить того, а в сущности - себя от врожденного бездомья. Земшарнейшему (то

есть бездомнейшему) из революционных поэтов отвечено: Маяковскому грезится гудок над Зимним,

А мне - журавлиный перелет и кот на лежанке.

Страница 18

Тут очень важен - кот. Любимое животное Клюева, душегрейным комочком

проходящее через все его стихи, придающее Избе ощущение реального жилья. С печкой и

запечной тайной. С рябым горшком и вечным сверчком.

Изба тут не просто строится - она рождается. Очень подробно. "От кудрявых стружек

тянет смолью, духовит, как улей, белый сруб. Крепкогрудый плотник тешет колья, на

слова медлителен и скуп..." - Узор мельчает, играет, отблескивает.- "Тепел паз, захватисты

кокоры, крутолоб тесовый шеломок. Будут рябью писаны подзоры и лудянкой выпестрен

конек..." - Узор отдает тайнописью, слова добыты из неведомых старинных залежей. - "По

стене, как зернь, пройдут зарубки: сукрест, лапки, крапица, рядки, чтоб избе-молодке в

красной шубке явь и сон мерещились легки..."

Явь, явь, реальность, а сон все-таки витает в этих духовитых стенах, вернее, не сон, а

загадочный смысл.- "Крепкогруд строитель-тайновидец, перед ним щепа как письмена: запоет резная пава с крылец, брызнет ярь с наличника окна.." - Изба прочитана как сказка, как книга, как "хартия" - опытный мастер может отступить, выйти из магии сказа и двумя-

тремя реалистичными штрихами вернуть чуду домашний облик.- "И когда оческами

кудели над избой взлохматится дымок - сказ пойдет о красном древоделе по лесам, на

запад, на восток".

Когда написано "Рождество избы", точно неизвестно; Клюев под стихами дат не

ставит - он пишет "в вечность". Но это или 1915 или 1916 год. То есть: когда Маяковский

предсказывает: "в терновом венце революций грядет шестнадцатый год",- Клюев строит

Избу.

Из избяного окошка он и Мировую войну наблюдает, и то, как Маркони и Менделеев

оставляют "свой мозг на тыне", и как прямо среди олонецких хвоин "взрастают" над избой

"баобабы".

А это откуда?!

Выяснится и это. Но баобабы потом, прежде - бабы.

Вижу тебя не женой, одетой в солнце,

Не схимницей, возлюбившей гроб и шорохи часов безмолвия, Но бабой-хозяйкой, домовитой и яснозубой,

С бедрами, как суслон овсяный,

С льняными ароматами от одежды...

И "схимница", и "жена" - тоже из Блока. Равно, как и "испитая грешница". Впрочем, не

только из Блока: дразнящий силуэт Дамы в тогдашней лирике - такое же общее место, как

серебристый туман, из которого Дама является (и куда уходит). Она может быть

переодета в сарафан и кику,- это вариация того же символа, весьма ходкая в эпоху

Васнецова, Билибина и Нестерова (Клюев, между прочим, был дружен с Рерихом, или, как

минимум, хорошо знаком).

От скрещения надсоновской тоски со славянским мистицизмом рождается у Клюева

первоначально вовсе не "баба", неохватная, как гора, а зловещая старуха, накаркивающая

гибель, и облик этой ведьмы: клюка, рубище, нищее лыко - вполне сочетается с обликом

лирического героя, который из туманного Жениха (тем же Блоком поначалу навеянного) довольно быстро оборачивается убогим нищим, в сермяге и худых лаптях. А если это все-