Читать «Immoralist. Кризис полудня» онлайн - страница 97

Алмат Малатов

В любом городе есть такие странные, по инерции доживающие дома, скрытые внутри складов, промзон, а иногда и просто неожиданно разрывающие стеклобетонные проспекты потемневшими низкими крышами.

Когда Лариса впервые увидела этот дом, в нем уже никто не жил, кроме странной, одетой в лохмотья женщины, местной дурочки, которой сердобольные раздатчицы оставляли на подоконнике объедки, — она не выходила на улицу.

Тогда, пятнадцать лет назад, Лариса навещала в неврологическом отделении сестру — рассеянный склероз постепенно превращал ее, двадцатилетнюю, в нелепую мягкую куклу. Она теряла контроль над все большими и большими участками своего крупного тела, чувствуя незамутненным разумом, что оно стало песочными часами, в верней колбе которых все меньше и меньше кварцевых песчинок, а у нижней отбито дно, и обратно песчинки не потекут никогда, никогда.

Тогда, заблудившись посреди больничных тропинок, Лариса и вышла случайно к темно-красному кирпичу, барельефам — листьям каштана, мелькнувшей в окне всклокоченной седой голове. Поняла, что заблудилась, завернула за угол и через минуту опять оказалась на чуть заметно проступающих в траве контурах крыльца. Она несколько раз пыталась выйти к проходной и опять натыкалась на этот чертов дом, пока пробегавшая мимо медсестра не вывела ее на знакомую, живущую привычным ритмом улицу с трамвайной остановкой.

Во сне, который стал сниться ей после того, как сестра последним усилием подтянула себя к открытому окну, она понимала: для того, чтобы попасть в конечную точку своего маршрута, ей придется пройти сквозь этот дом — так было искривлено пространство, что на нем смыкались все дороги.

Она подходила все ближе и ближе к нему, и все громче звучал гонг, ярче было темнокоричневое свечение из пустых окон, и, переступив порог, она видела спину человека в белом халате, измазанном бурыми пятнами, видела темно-коричневый костер и просыпалась раньше, чем повернется к ней этот человек, потому что знала — лица у него нет.

Через пятнадцать лет она возвращалась домой вечером, прихватив халтуру на дом — сумку с чертежами.

Большие листы ватмана били по ногам, нести их было не тяжело, но неудобно, и она решила срезать путь, пройти через больничную территорию, и неизбежно, предсказуемо оказалась у низких окон дома из своих снов, теперь уже пустого — совсем.

Лариса не любила бояться. Еще в детстве, когда по ночам страх темноты становился невыносимым, она заставляла себя обойти все углы комнаты и убедиться, что никто не бросится на нее, как только она закроет глаза. Всю жизнь, чувствуя страх, она разворачивалась лицом к тому, что пугало ее, и шла на таран.

Поэтому она не повернула назад, а подошла поближе, осматриваясь. Что-то странным показалось ей в куче мусора под подоконником — вырванные из книг листы, обрывки газет, даже картонные упаковки из-под яиц были исписаны неразборчивым, размашистым почерком.

Поставив сумку на крыльцо, Лариса села на корточки и подтянула к себе ближайший кусок бумаги. Куча была большой, и два часа она разбирала то, что писала миру сумасшедшая старуха на любом клочке, подвернувшемся под руку — писала и выкидывала в окно, не смея выйти за невидимые границы, очерченные веществом более крепким, чем кирпич — безумием.