Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 43

Какие мысли или мечты баюкали инженера Баронфо под резкие толчки летящего вагона? Возможно, неторопливый снег, падающий на остроконечные крыши дома в Нюрмберге или Брюгге, пламя трех поленьев, ласковая жена, нежный ребенок с большими восхищенными глазками, которому он дарит все конфеты, все лучшие игрушки мира. Конечно, мучительные сомнения иногда нарушали этот настрой.

Неумолимая подруга его ночных отдохновений приписала ему, непонятно почему, но ему, именно ему, это неисправимое «гаффе», которое теперь уже приняло имя и консистенцию Джиджетто. Луиджи, сын Цезаря, говорили документы, и этим Цезарем был он, конечно, не римский же проконсул. Да он ли, в самом деле? Инженер, расчетчик и вояжер? Да как такое могло случиться, если шесть ночей из семи он проводил в вагоне? И все же Джиджетто походил на него с каждым днем все сильнее; а если возгоралась тоска мальца по няньке, то в своих воплях он достигал верхних нот самой тонкой скрипичной струны при ужасающей громкости. Характером он тоже выдался в предков Баронфо, чего нельзя было не признать. Но ведь его мама, Эмма Ренци, его родная мать, она принимала знаки внимания не от одного только Баронфо, эта сумасбродная ведьма! Шубки, драгоценности, шляпки; инженеры, врачи, юристы; туфельки, чулки, подвязки, полковники; да еще и сынок! Сынок, чертенок, которого корми до восемнадцати лет!

С появлением первых зубов дела приняли истерически-эпилептичесий оборот. О женитьбе на ней Баронфо и не думал, он скорее дал бы изрешетить себя из револьвера, как в газетах. Пугающие сцены, которыми в дальнейшем Эмма Ренци сопровождала каждый новый зубик, прорезавшийся у Джиджетто (сорок внимающих соседок у окон), оказали на него несколько болезненное воздействие, но то было меньшее из зол против выбора гостиниц, закусок, яств, вин, персиков по четыре лиры каждый, слив по лире двадцать, портних и театральных кресел. Но они отразились также и на его суждениях касательно «низменного материализма современных психологов». Жестокое сомнение в том, что душа составляет одно целое с нервной системой, потихоньку просочившееся в его сознание, начало овладевать им. И тогда, чтобы избавиться от этого наваждения, он решил потратить еще пару тысяч лир на ванны, медицинские консультации и восстановительные сиропы, загромождая дом немыслимыми наборами пузырьков и пузыречков, коробок, колб, баночек и ампул, которые он не осмеливался выбросить, боясь потерять какое-нибудь особо сильное средство. Охваченный идеей, что «чем больше лекарств, тем лучше», инженер несколько раз принимал поражающие воображение дозы на основе фосфора или железа или мышьяка, или всех трех разом, и только энергичная промывка или диета из отварных продуктов могла уравновесить воздействие таких сильных энергетиков. В итоге, как мы сказали, он самым абсолютным образом подчинился предписаниям пятого или шестого специалиста-невролога, миланца, который всего за пятьдесят лир призвал его «отвлечься, поездить (sic) и не позволять, чтобы мрачные мысли завладевали без его ведома мозгами, которые без сомнения нуждаются в покое и ясности». Вдобавок невролог привел ему переделанный в обратном порядке аполог Менения Агриппы: мозги не должны тянуть на себя все, поскольку и кишечник, и печень с соответствующим желчным пузырем, и ноги и ступни и легкие и позвоночный столб тоже имеют право на некое доброе к себе отношение. Каковую заключительную сентенцию мы искренне одобряем.