Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 36
User
Впрочем, фигурой он был видной: по небольшой близорукости носил очки, но все еще поддерживал здоровые связи с культурными католическими сообществами, с самыми солидными католическими же банками и с благодетельными институтами, равно католическими и равно солидными. Был советником и членом административного совета здесь, консультантом, законным представителем и президентом там.
Совсем напротив Мария, она даже ненароком никогда не задумывалась об адвокате Пертуселле, с трудом вспоминала разве его нос всякий раз, когда близкие, не слушая о чем идет речь, как бы случайно или по стечению обстоятельств сводили на него разговор. Или же инстинктивно еще в начале разговора понимала, что ее личная жизнь так и закончится на том, чтобы превратиться в фарс, дикий, гротескный и неприкрытый фарс без конца и начала. Ну да, религия, ну да, Дон Заккария, газеты «Ла Персеверанца» и «Л’Италия», патронат Сант’Алессандро, согласна, но одна только мысль стать синьорой Пертуселлой доводила ее до истерического криза; а
Мария, и это делает честь и может быть вменено в заслугу таким созданиям, все еще не хотела верить, что именно мир и лошади и дома и лебеди в парках и дети, сторожа, генералы, паралитики, священники, сотенные купюры, знаменитые писатели, груши и начальники вокзалов и проза знаменитых писателей и все, просто все, это - дурной сон, нет, она всеми фибрами души своей чувствовала, как возможно и все благородные и знатные женщины ее старого рода, что должно же быть ну хоть что-то не такое сволочное, должно быть что-то настоящее в мире, пусть даже если его и нужно придумать, воспроизвести на свет с помощью фантазии или отчаявшегося желания.
Но и это не все: она понимала и чувствовала, что прожила две жизни. Одна закончилась в девятнадцать, вторая была после. Жизнь до девятнадцати завершилась душераздирающим воспоминанием, страшным и безутешным ничем, дикой неизвестностью. Семнадцати лет Мария оказалась неправой в том, что нашла очень «симпатичным» сына одного разорившегося коммерсанта или промышленника, кем там он был.
А коммерсант оказался неправым в том, что разорился: частично из-за своих экспериментов с выращиванием шелковичного червя, то бишь тутового шелкопряда (так элегантнее), он попытался делать это в крае, где никто ничего и знать не хотел ни о шелке, ни о червях, ни о коконах, ни о куколках, ни о прочих надоедливых чешуекрылых, где с доброго согласия Лодовико Моро все люди считают, что тутовое дерево или шелковица приносит порчу, а для них самих самое важное это выжить; но старик был немного фантазер, все время разглагольствовал о родине, о промышленности, о работе, о современных начинаниях, об электрических трамваях, о «совершенствовании» крестьянских масс, о внутренней колонизации, он забавлялся с подобными этим и прочими выражениями, которые в те годы уже вошли в моду, хотя никто толком не знал, что эта чертовщина означает. Некоторые ловкие и осмотрительные маклаки, тогда еще стоявшие на начальных ступеньках «трудовой жизни, принесенной на алтарь семейного благополучия», почтительно слушали его слова, как слушают проповедь одержимого, который вот-вот получит под зад от стоящего в задних рядах осла.
