Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 35
User
Оказавшись на грани гибели, одержимый доктор, “doctor insaniens”, собрался с силами и из глубин своих бед обратился к Блаженнейшей с последней мольбой, и Она, просветленная и чистая, даровала ему избавление. И вот тогда же одной октябрьской ночью ему устроили еще и засаду, и он, отчаянно отбиваясь от палочных ударов и кинжальных клинков, занесенных для завершения дельца, снова произнес имя Спасительницы. И вышли из замка слуги с мушкетами и факелами и унесли его под защиту рва и стен, и был он уложен в постель и исцелен. С тех пор и горит та лампада.
А июльскими вечерами, когда мухи и слепни уступают свою власть комарам и светлячкам, когда кончается сезон цикад и его подхватывают квакши и сверчки (перлы ночной тишины), а бессчетные звезды пронизывают глубины небесной сферы, вот тогда в голову и приходит множество мыслей; башня же одиноко буравит темноту. А огонь, как в сказках потерянного ребенка, это действительно недостижимый пламень.
Кастеллетто принадлежал семейству Рипамонти, потомкам маркизов Рипамонти, но маркизами они больше не были, потому что очередной номер этого ряда, судья Депретис, посвятил себя губительному чтению, отравился «прогрессивными» теориями и подхватил демократический зуд. Затем этот зуд продержал его в состоянии оргазма пятнадцать лет кряду, в течение которых древнее и знатное семейство знало редкие минуты покоя, а самому судье не удалось пройти на выборах не только в депутаты от левых сил, но даже в мэры городка Боффалора. Однако он успел потерять добрую треть своего состояния, не получив согласно закона о компенсациях ни одного чентезимо взамен, и исхитрился набить свой дом беспорядочной кучей книг, добавленной ко множеству уже имевшихся. Но что его заботило особо, так это моральное и интеллектуальное «совершенствование» народа. Родным с трудом удалось вырвать из его рук фамильную посуду, не знаю уж, во сколько десятков килограммов чистого серебра, которую он любой ценой хотел переплавить, дабы уничтожить в тигле все до последнего остатка от родовой короны, мерзкой отрыжки феодальных основ, надоедливого знака, который непонятно как еще выносит мир во времена Дарвина и Спенсера, Хекеля и Комта, Лассаля и Бакля, Тэна и Золя. Но все остальные кроны-короны, которые можно было стащить, он стащил.
Под всеобщее замешательство он отказался от титула и, не моргнув глазом, уж и не знаю из-за каких неурядиц и геральдических правил и каких осложнений, возникших в путанице наследственных прав по мужской линии рода Рипамонти (нужно бы спросить об этом у сведущих людей) попал в черный список в книгах, а по недоразумению и в общественном мнении. Но, скорее всего, то было поветрие новых времен.
А из того, что интересует нас, здесь достаточно упомянуть, что в 1922 году из рода Рипамонти в живых оставались только трое: отец, мать и дочь.
II
Дочь Рипамонти, Мария, достигла и немного превысила двадцатипятилетний рубеж, так что родные и знакомые того не заметили, но папа и мама уже твердо остановили свой выбор на адвокате Пертуселле, видном ломбардском коммерсанте,
