Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 3

User

Все разом они пришли в неистовство, преследуя нашу двоицу с душераздирающими однозвучными эвфонизмами, до потери пульса выкрикивая самые напыщенные несусветности; красные, опухшие, с набрякшими на шее жилами они несли наинелепейший вздор, не двигаясь и не глядя друг на друга, их сосцевидный ушной отросток сновал как лифт, но бесполезно: они обращались к никому и в никуда, как бы потеряв всякую связь с реальным положением дел. Каждая физиономия, маска безумия, во всю мощь изливала свои голосовые дефекации в порожний сосуд бессмыслицы.

- Чудесно, чудесно, - шептала в соседней ложе чета Бьяссонни. И даже чиновного Пешателли, который никогда и ничему не удивляется, потому что выдает себя за англичанина, даже и его заразило общее восхищение.

Находясь на подиуме, фрачный синьор мог бы сделать доброе дело: применить свою власть для усмирения волнения, вместо этого он делал махи руками и подстегивал бучу, пренебрегая евангельскими заповедями и порчей крахмальных деталей своего облачения от прогрессивного размягчения.

И был вполне заслуженно наказан, поскольку довел свои безупречные манжеты и манишку до непрезентабельного состояния, напитав их кислотами ароматического и жирного ряда, аминокислотами, разными альбуминоидными соединениями и прочими азотистыми составами.

Чтобы он согласился на участие в этом действе, дирекция Театра положила ему весьма завидный гонорар.

Вдруг тьма рассеялась и вокруг меня тоже.

Свет сияющих люстр окутал юных дам города, вознося высокие хвалы их нежным изгибам и воспевая “maigreur élégante de l’épaule, au contour heurté”1. У некоторых каплями крови на лилейной шее алели рубины.

1 «…Их угловатость плеч, сведенных напряженьем…» Ш. Бодлер, «Цветы зла», Мученица, 37-38, перевод М.Левика.

Их заботливо принимали мягкие подушки сидений невиданного рисунка, а гений мелодрамы утолял их духовный голод пищей вечной красоты.

При мне не оказалось перламутрового бинокля, и я стал смотреть невооруженным глазом, благо вижу довольно хорошо и так.

Зрелище было неописуемое: в тот вечер самая изысканная публика вавилонского общества собралась в театре Понкьелли2. Глубину подковы пересекали весьма солидные люди. А безупречные манишки, франтоватые фрачные лампасы и оторочки, белоснежные манжеты и отрешенная спесь самых дорогих лож как бы говорили:

- Ну, мы-то знаем закулисье жизни! Это мы пускаем тайные челноки мира через основу из плебейской массы. Наша наука и наш разум, наша власть и наши деньги, это они позволяют гению развлекать нас как паяцу. Поскольку он – подлинный гений.