Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 6

Но об этом позаботился посланный Всевышним ангел.

- Ангел, ангел… вот он, вот, - сказала Джузеппина.

Небесный посланец спускался, и это логично, с потолка, я-то узнал его сразу. Это Карло, конечно же он, гарсон-молодчик нашего молочника, которому позавчера я задал добрую трепку, чтобы не размалевывал фресками и не исцарапывал стены служебной лестницы графитти, смущающими целомудренный персонал.

К облегчению публики крюк опустил висевшего на нем Карло на землю. Смазливый паренек. В качестве ангела он бессловесен (хотя с Сильвией довольно разноречист), поэтому нам было не дано даже в столь редких и благоприятно сложившихся обстоятельствах услышать интонации его небесного голоса, отраженного в верхних сферах.

Херувимские крылья имеют один недостаток: постоянно оставаться странно торчащими колом и когда ангел в полете рассекает просторы открытого неба, и когда шагает по грешным и печальным дорогам земным; хотя известно, что все опытные летуны расправляют крылья в полете и складывают их, приземлившись. Только крылья херувима Карло неподвижны, он несет их на себе как рюкзак, и когда висит на крюке тоже. Не расправляет никогда.

В обязанности хваткого херувима входит обеспечивать падение занавеса на завершение событий, когда уже бьет полночь и за вторым действием следует третье.

Я не совсем уловил познавательную суть произведения, поскольку в первом действии со мной случилось то, чего никогда не случалось прежде при лицезрении шедевра человеческого гения: я задремал!

Оркестровые бомбарды пытались вырвать меня из дремы. Эти восемь десятков беспощадны.

Возобновившим сопутствующее громыхание своим инструментом, так что казалось дело идет к настоящему взрыву, этим охваченным манией всеобщего уничтожения людям удалось разбудить меня разве к часу ночи. Нужно учесть, что речь идет о нескольких десятках дипломированных лиц в расцвете сил.

Я проснулся сбитым с панталыку. Простертый на ковре в чаще райских кущ агонизировал адмирал, тот самый, из начальной ссоры с огрядной дамой. В очередной раз он выдвигал серьезные обвинения в ее адрес, тогда как на лицах присутствующих изображалось глубокое замешательство.

Помню, как если бы все случилось сегодня утром, агония продлилась сорок четыре минуты, в течение которых адмиралу пришлось продекламировать еще сто двенадцать одиннадцатисложных и тридцать три пятисложных стиха, некоторые из которых повторились дважды, другие были исполнены в форме фуги, повторно отчеканены по слогам, пробормотаны речитативом. Неудобоваримое яблоко Кафира, очевидно, возымело предусмотренное действие и привело трагический дух адмирала к баритональной агонии.

Только крепкое телосложение флотоводца позволило нам досконально понять его волеизъявление, прежде чем завеса ночи закрыла очи, еще сверкающие отблесками множества баталий, и оборвала на средине последний его стих.