Читать «Человек в футляре - русский и английский параллельные тексты» онлайн - страница 3

Антон Павлович Чехов

"Every sort of breach of order, deviation or departure from rule, depressed him, though one would have thought it was no business of his. Всякого рода нарушения, уклонения, отступления от правил приводили его в уныние, хотя, казалось бы, какое ему дело?
If one of his colleagues was late for church or if rumours reached him of some prank of the high-school boys, or one of the mistresses was seen late in the evening in the company of an officer, he was much disturbed, and said he hoped that nothing would come of it. Если кто из товарищей опаздывал на молебен, или доходили слухи о какой-нибудь проказе гимназистов, или видели классную даму поздно вечером с офицером, то он очень волновался и всё говорил, как бы чего не вышло.
At the teachers' meetings he simply oppressed us with his caution, his circumspection, and his characteristic reflection on the ill-behaviour of the young people in both male and female high-schools, the uproar in the classes. "Oh, he hoped it would not reach the ears of the authorities; oh, he hoped nothing would come of it; and he thought it would be a very good thing if Petrov were expelled from the second class and Yegorov from the fourth. А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, - ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, - и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого -Егорова, то было бы очень хорошо.
And, do you know, by his sighs, his despondency, his black spectacles on his pale little face, a little face like a pole-cat's, you know, he crushed us all, and we gave way, reduced Petrov's and Yegorov's marks for conduct, kept them in, and in the end expelled them both. И что же? Своими вздохами, нытьем, своими темными очками на бледном, маленьком лице, -знаете, маленьком лице, как у хорька, - он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова, и Егорова.
He had a strange habit of visiting our lodgings. Было у него странное обыкновение - ходить по нашим квартирам.
He would come to a teacher's, would sit down, and remain silent, as though he were carefully inspecting something. Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает.
He would sit like this in silence for an hour or two and then go away. Посидит, этак, молча, час-другой и уйдет.
This he called 'maintaining good relations with his colleagues'; and it was obvious that coming to see us and sitting there was tiresome to him, and that he came to see us simply because he considered it his duty as our colleague. Это называлось у него "поддерживать добрые отношения с товарищами", и, очевидно, ходить к нам и сидеть было для него тяжело, и ходил он к нам только потому, что считал своею товарищескою обязанностью.
We teachers were afraid of him. Мы, учителя, боялись его.
And even the headmaster was afraid of him. И даже директор боялся.
Would you believe it, our teachers were all intellectual, right-minded people, brought up on Turgenev and Shtchedrin, yet this little chap, who always went about with goloshes and an umbrella, had the whole high-school under his thumb for fifteen long years! Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет!
High-school, indeed -- he had the whole town under his thumb! Да что гимназию? Весь город!