Читать «Терапия пустого усилия. Когнитивно-ориентированный подход к быстрому облегчению душевной боли» онлайн - страница 150

Антон Маркович Бурно

2) Стимуляция состояний, несовместимых с пустыми усилиями.

По контрасту с предыдущем приемом нужно обращать внимание пациента на те его состояния, где пустые усилия заведомо отсутствуют. В рабочем порядке мы называем такие моменты переживаниями спонтанности (потому, что то, что в них происходит, ощущается как происходящее само по себе). Эти переживания можно разделить на две группы (как всегда и во всем резких границ между ними не существует).

Первая группа – это состояния вдохновения в широком смысле: вдохновение при создании творческих произведений, вдохновение влюбленности, вдохновение борьбы и азарта, вдохновение спортивной игры, вдохновение танца и т.д. Так широко понимаемое вдохновение, это, по–видимому, те состояния, которые Читесмихаи называет оптимальным переживанием.

Нужно активно поощрять пациента почаще бывать в таких состояниях. Если есть возможности, то для этого ставить себя в условия, где возникает вдохновение, или вспоминать его. Важно помогать пациенту отмечать важные особенности «оптимального переживания»: с одной стороны, в нем совершается важная, часто глубинная, неоспоримо–сложная и энергетически затратная работа. С другой стороны, это работа не требует никакого волевого контроля, во всяком случае, напряжения по поводу такого контроля, и в этом смысле совершается без усилий, происходит как бы сама собой.

Приведем пример такого переживания, хорошо описанного нашим пациентом. Этот человек был поставлен в ситуацию выбора без выбора, ситуацию, в которой к тому же задевались святые для него чувства. Будучи начальником отдела на крупном предприятии, он был поставлен руководством в ситуацию жесткой конкуренции с главой соседнего подразделения. Кто-то из них должен был доказать свое право на существование, свою полезность фирме, и по результатам этой борьбы, руководство собиралось один из отделов закрыть. Пациент наш никак не мог отказаться от этой борьбы, поскольку на тот момент никак не мог позволить себе уйти с работы, и к тому же, считал политику, которую сам проводил в своем отделе «своим детищем» и «делом своей жизни». Вот как он описывает свои переживания: «Во время этого противостояния я удивлялся самому себе. У меня не было обычной и привычной для меня тревоги и колебаний. Я чувствовал абсолютную покорность судьбе, но это никак не мешало мне действовать. Внутреннее принятие любого исхода никак не мешало тем сложным активным действиям, которые я тогда предпринимал. Я чувствовал, что просто не могу поступать по–другому, что в этой ситуации у меня не может быть выбора и это странным образом придавало мне сил. Человек мирный и где-то даже трусливый, я вел себя весьма отважно и даже агрессивно, что, кстати, весьма удивляло моего визави. Я видел, что и он не может вести себя по-другому, то есть получалось, что мы оба подчинялись чему-то неодолимому, вроде судьбы. Мне не было тревожно, потому что я ощущал за спиной эту судьбу. И он, наверное, чувствовал нечто подобное. В то же время мы не были марионетками, мы играли активные роли. Мы как бы подчинялись логике танца, который танцевали. И у меня было чувство полета и включенности в мир, и законности моего существования независимо от исхода событий. Это был один из самых настоящих моментов в моей жизни».