Читать «Под чужим небом» онлайн - страница 54

Затем по требованию майора Таров подробно рассказал о том, как он перешел границу. Останавливался на мелочах, стараясь убедить допрашивающих в своей откровенности.

— Хорошо, очень хорошо, — проговорил майор почему-то по-русски, хотя допрос велся на японском языке. Майор подошел к Тарову и, улыбаясь, похлопал по плечу.

— Прошу ответить на последний вопрос, — обратился он снова на японском языке. — Скажите, только совершенно честно, вы откровенны, до конца во всем признались?

— Видите ли, господин майор... Один умный японский писатель, которого я всегда читаю с большим интересом, так говорил: «Признаться до конца во всем никто не может».

— Почему?

— Человек не способен до конца понять себя и тем более выразить свою сущность...

Майор поглядел на Тарова прищуренными глазами и, отойдя к столу, сказал:

— Ты, оказывается, неглупый человек, Таров. Ты, оказывается, хитрый человек. Но ты, наверное, самый ловкий враль, Таров...

Поручик Юкава нажал на кнопку звонка, и буквально через минуту появился надзиратель, старший унтер-офицер Кимура. В отличие от других надзирателей Кимура относился к Тарову без официальной строгости, сочувственно. Иногда украдкою угощал сигаретой. Это было непозволительным нарушением инструкции с его стороны.

— Что с вами сегодня, Кимура-сан? — спросил Ермак Дионисович как можно теплее, заметив подавленное состояние унтера-офицера. Они спускались вниз по лестнице. Кимура огляделся и, убедившись, что подслушать их никто не может, ответил с болью в голосе: — Сына убили под Пирл-Харбором. Один он был у меня...

— Война на Тихом океане?

— Да. Наши войска захватили Пирл-Харбор. Идет война с Америкой.

Таров осуждающе покачал головой. Но в душе он был рад такому известию. «Война с США, — подумал он, — отвлечет большие силы Японии, которые она могла бы двинуть против Советского Союза».

Бледный луч солнца, отразившись от сосульки на крыше соседнего дома, попал в тюремное окно. И сразу в камере стало будто светлее.

— Господи! Солнце-то не померкло! — воскликнул Рыжухин. Он подошел к окну. — Гляди, Ермак, солнышко заглянуло к нам.

Таров поднял голову, улыбнулся. В течение двух дней после беседы о разгроме немцев под Москвой Рыжухин уклонялся от разговора, на обращенные к нему вопросы отвечал односложно: да или нет. И вот пустяк — отраженный луч солнца, который мы в обычной нашей жизни не замечаем, проник в душу человека и отогрел ее. В глазах Рыжухина засветилась улыбка.

— Никак не раскушу тебя, Ермак. Русских хулишь и у здешних хозяев вроде бы не в чести, — сказал он примирительно.

— Я люблю русский народ. Вы, Всеволод Кондратьевич, неверно поняли меня тогда.

— Как же можно так: любить и желать поражения?

— Я говорил о большевиках.

— Все одно, Ермак. Все мы прежде всего русские, россияне, а уже потом красные, белые, зеленые и серо-буро-малиновые, черт возьми. Когда захватчики ступили на нашу землю, мы должны позабыть свои цвета и наши распри... О себе скажу. До переворота я был первой скрипкой в оркестре Мариинского театра в Петербурге...