Читать «Яма - русский и английский параллельные тексты» онлайн - страница 17

Александр Иванович Куприн

"I call forty. - Сорок объявляю.
I had forty-six. Сорок шесть у меня было!
Finished!" Little Manka exclaims excitedly and claps her palms. "I open with three." Кончила! - возбужденно восклицает Манька Маленькая и плещет ладонями. - Открываю три.
Tamara, smiling at Jennie's words, answers with a scarcely perceptible smile, which barely distends her lips, but makes little, sly, ambiguous depressions at their corners, altogether as with Monna Lisa in the portrait by Leonardo da Vinci. Тамара, улыбаясь на слова Жени, отвечает с едва заметной улыбкой, которая почти не растягивает губы, а делает их в концах маленькие, лукавые, двусмысленные углубления, совсем как у Монны Лизы на портрете Леонардо да Винчи.
"Lay folk say a lot of things about nuns ... Well, even if there had been sin once in a while ... " -Плетут много про монахинь-то мирские... Что же, если и бывал грех...
"If you don't sin- you don't repent," Zoe puts in seriously, and wets her finger in her mouth. - Не согрешишь - не покаешься, - вставляет серьезно Зоя и мочит палец во рту.
"You sit and sew, the gold eddies before your eyes, while from standing in the morning at prayer your back just aches, and your legs ache. - Сидишь, вышиваешь, золото в глазах рябит, а от утреннего стояния так вот спину и ломит, и ноги ломит.
And at evening there is service again. А вечером опять служба.
You knock at the door of the mother superior's cell: 'Through prayers of Thy saints, oh Lord, our Father, have mercy upon us.' Постучишься к матушке в келию: "Молитвами святых отец наших господи помилуй нас".
And the mother superior would answer from the cell, in a little bass-like А матушка из келий так баском ответит:
'A-men.'" "Аминь".
Jennie looks at her intently for some time, shakes her head and says with great significance: Женя смотрит на нее несколько времени пристально, покачивает головой и говорит многозначительно:
"You're a queer girl, Tamara. - Странная ты девушка, Тамара.
Here I'm looking at you and wondering. Вот гляжу я на тебя и удивляюсь.
Well, now, I can understand how these fools, on the manner of Sonka, play at love. Ну, я понимаю, что эти дуры, вроде Соньки, любовь крутят.
That's what they're fools for. На то они и дуры.
But you, it seems, have been roasted on all sorts of embers, have been washed in all sorts of lye, and yet you allow yourself foolishness of that sort. А ведь ты, кажется, во всех золах печена, во всех щелоках стирана, а тоже позволяешь себе этакие глупости.
What are you embroidering that shirt for?" Зачем ты эту рубашку вышиваешь?
Tamara, without haste, with a pin refastens the fabric more conveniently on her knee, smooths the seam down with the thimble, and speaks, without raising the narrowed eyes, her head bent just a trifle to one side: Тамара не торопясь перекалывает поудобнее ткань на своем колене булавкой, заглаживает наперстком шов и говорит, не поднимая сощуренных глаз, чуть склонив голову набок:
"One's got to be doing something. - Надо что-нибудь делать.
It's wearisome just so. Скучно так.
I don't play at cards, and I don't like them." В карты я не играю и не люблю.