Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 68

Когда начались военные действия, Борис сбил с земли пулеметным огнем фашистский самолет-разведчик. Вместе со своей частью он был окружен и взят в плен.

«Однажды вечером, осенью 1940 года,— пишет Эвелина в своем дневнике, уже после гибели Вильде, — Борис рассказал, как он попал в плен и как бежал. Взяли его где-то в Эльзасе. Он повредил ногу, и у него долго болело колено. Их заперли в церкви, но охраняли довольно небрежно. Как-то Борис завязал разговор с немецким офицером и, сделав вид, что только провожает его, спокойно вышел вместе с ним на улицу. Проводив офицера до его квартиры, Борис, конечно, в церковь не вернулся, пошел по другой улице и исчез. Не помню, кто его спрятал. Но ему понадобилось около трех недель, чтобы добраться до Парижа, — он шел пешком, ехал в товарных вагонах, и, хотя поезд иногда шел совсем не в сторону Парижа, задерживаться на одном месте было опасно. В конце концов он— первый из мобилизованных сотрудников Музея Человека — вернулся в оккупированный Париж».

«В музей он пришел в час, когда все завтракали внизу, в кафе, — вспоминает Эвелина. — Борис вошел медленно, прихрамывая. Первым его увидел директор музея. Профессор Риве брбсился к нему и крепко обнял, повторяя: «Мой мальчик, мой дорогой мальчик...»

Это было 6 июля 1940 года. Борис снова приступил к работе в музее. И через два дня, восьмого июля, Борис записал по-французски на листке отрывного календаря:

«Вильде разбирает экспонаты, лежавшие в экспедиции музея. Сегодня ему исполнилось тридцать два года».

Календарный листок сохранился. Я держала его в руках в кабинете Бориса Владимировича, в полуподвале музея, где, перед его портретом, всегда свежие цветы.

В следующий свой день рождения он уже был в одиночке в тюрьме Фрэн. В тюремном дневнике — запись:

«8 июля 1941 года. Мой день рождения — тридцать три года. Очень грустное утро—Ирэн придет только после обеда... Ночью — сон: Руан, но на самом деле — это Тоомпеа, восемь молодых девушек (мои подружки по гимназии), .художник перед картиной, составленной из мельчайших, скопированных где-то деталей... Мои сны иногда бывают для меня открытием — творческие сны».

Так он навсегда и остался тридцатитрехлетним: в июле 1942 года Эвелина записывает в дневнике:

«Восьмое июля. День рождения Бориса — ему было бы 34 года. Мама купила белую гортензию для его кабинета. Я не поехала на кладбище — шел проливной дождь...»

На кладбище была подруга Эвелины и долго ждала ее. Французские ажаны через час подошли к ней и спросили, что она здесь делает.

Она им объяснила, что пришла на могилу расстрелянных.

«Это не те семеро с Мон-Валерьен?.. Вильде? Мы три раза слышали о нем по английскому радио», — сказал ажан.

Все-таки они были французами, эти ажаны, и уже два года прожили в оккупированном Париже, видели, как грабят французский народ «благодетели», читали афиши с именами расстрелянных заложников, голодали вместе Со своими семьями.

И конечно, знали, как сопротивлялась Франция и за что были расстреляны те, чьи могилы они, по долгу службы, охраняли.

1

Газета «Леттр Франсэз», выходившая во время оккупации в подполье, цитирует иезуитскую фразу Гитлера: «Предусмотрительный победитель только постепенно нажимает на побежденного, пока тот, потеряв всякую надежду на сопротивление, уже не находит никаких оснований браться за оружие».