Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 69
Рита Райт-Ковалева
В самом начале «победители», без боя взявшие Париж, старались не очень нажимать на «побежденных». Три молодых немецких искусствоведа в нацистской форме пришли к Пабло Пикассо, — по семейным обстоятельствам он был вынужден остаться в оккупированной зоне.
Стояла ранняя осень, но в мастерской было холодно, на плитке стыл эрзац-кофе. Посетители спросили у художника, не привезти ли ему угля или чего-нибудь из еды. Пикассо коротко сказал: «Нет».
У стены большое полотно — «Герника»: гибель испанского города, сожженного в ту войну, когда
Испания первая приняла на себя удар растущего фашизма.
— Это вы сделали? — глупо спросил самый молодой из гостей.
— Нет, это сделали вы, — коротко отрезал мастер.
Пикассо рассказал об этом визите американскому корреспонденту, художнику по профессии, который вошел в Париж вместе с первыми частями американской армии. К сожалению, я потеряла тот номер журнала, где этот корреспондент рассказывает, как он, узнав о том, что его любимый художник в Париже, прибежал к нему, принес консервы, кофе, шоколад... «Мастер обрадовался, как ребенок», — пишет американец.
Посещение гитлеровских офицеров, «любителей искусства», очень характерно для первых месяцев оккупации: «Мы, мол, ваши спасители, ваши друзья, мы даже такого «растленного» художника, как Пикассо, пожалели, хотели ему помочь...»
По всему Парижу был расклеен знаменитый плакат: гитлеровский солдат, этакий добродушный белокурый красавец, улыбается мальчику, которого он держит на руках, а его вторую руку прижала к груди с умоляющим видом маленькая девочка. И подпись: «Брошенный народ, верь немецкому солдату».
Но уже липли к стенам Парижа нацистские объявления: «verboten» — «запрещается...» Уже с первого дня на исторических стенах развеваются знамена со свастикой, угрозой нависая над «облагодетельствованными» французами.
Франция была предана семнадцатого июня сорокового года.
В этот день прозвучал дрожащий старческий голос маршала Петена: «...скрепя сердце я должен сегодня сказать вам, что борьбу надо прекратить».
Но именно с этого дня началась борьба.
В этот день гитлеровцы столкнулись с префектом Шартра — Жаном Муленом.
Шартр. Это имя всегда вызывает в памяти тот сказочный собор, который медленно вырастает в небе, когда подъезжаешь полями и перелесками к покатым холмам, вставшим на пути.
Сначала — острия двух шпилей, один чуть раньше другого, потом две башни колокольни, и наконец он являет себя весь, многовековое чудо, каменный хорал...
Но если раньше Шартр был знаменит только собором и всей старинной прелестью вокруг него, то теперь этот город навсегда будет связан с именем Жана Мулена.
Две фотографии. На первой черноглазый, совсем молодой южанин, — крупный решительный рот, высокий лоб. На второй он же, во весь рост, — видно, как он высок и строен, как ловко сидит на нем нарядная форма префекта города: тужурка с блестящими пуговицами, кепи с широким козырьком. Наверно, жил спокойно, любил свой город, свой собор, заботился о земляках.