Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 41

Читаю дневник Тамары, а в руках у меня крошечный, почти разорванный пополам снимок. Его случайно нашла у одного из тартуских корреспондентов Бориса та милая женщина, под чьим окном, верхом на вывеске, с букетом цветов когда-то сидел Борис. Первая парижская фотография, на обороте — надпись:

«В Люксембургском саду он мечтает о яхте — не игрушечной, а настоящей. Б. В.».

Склеили, увеличили. Отчетливее стали видны глаза, неловкая улыбка, пышные курчавые волосы, длинное (как потом выяснилось — чужое) пальто. А в глубине снимка — спокойная вода, белый парус игрушечной яхты.

Люксембургский сад...

В этом саду, неподалеку от большого бассейна, где плавают игрушечные парусники, есть карусель, и перед ней — каменная скамья. С этой скамьи — другой поблизости нет — на карусель когда-то смотрел большой немецкий поэт — Райнер Мария Рильке. О ней — одно из лучших его стихотворений: «Карусель в Люксембургском саду».

...Вертится карусель, кружатся под музыку всякие звери — там много чудес, сердитый рыжий лев, лошадки в яблоках, маленькая голубая девочка, и наконец, вынесенный каждый раз в отдельную строку, за стих, за плавное кружение карусели:

Und dann und wann — ein Weisser Elefant¹.

А иногда проходит — Белый Слон.

Трижды по стихам проходит Белый Слон — как белый парус, белый снег, белая страница перед новой главой.

Весна. 1968 год. Сижу на этой скамье, смотрю на э т у же карусель и жду: сейчас он появится — Белый Слон. И он появляется — старенький, с потертыми боками, и совсем посерела белизна, облезла позолота со сбруи, слиняла краска на старомодном седле — ведь карусель уцелела с первого десятилетия нашего века, когда напротив ее сидел Рильке и смотрел на самого красивого из всех карусельных зверей — на молодого Белого Слона.

В тот год я еще ничего не знала о жизни Вильде, только впервые увидела его фотографию в Музее, еще не читала то письмо к жене из одиночки тюрьмы Фрэн, где, перечисляя все, самое милое сердцу, Борис упоминает и про любимый Люксембургский сад...

Не знала, что найду коротенькую заметку в журнале «Числа», подписанную инициалами «Б. Д.» (Борис Дикой), о «Незнакомке» Рильке, будто бы сопровождавшей его всю жизнь,— как та, что приходила и к нам, «всегда без спутников, одна»...

Но как же забилось сердце — и это не метафора!—- когда в другом тюремном письме, о поэзии («этот год прошел для меня под знаком поэзии...»), Вильде говорит и о Рильке.

К Новому, 1942 году ему прислали в тюрьму несколько томиков стихов. Очевидно, среди них были и французские стихи Рильке:

«Рильке... Помню все его немецкие стихи и по-французски чувствую того же Рильке,— может быть, несколько меньше владеющего материалом,— но, мне кажется, что от этого он становится еще непосредственнее, еще легче. По-немецки стих у него более насыщенный, более терпкий. Но узнаешь его прежде всего по ритму, который на каждом шагу удерживается, чтобы не стать пляской, песней. Все скрытое волнение передается в этом ритме...»