Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 39

По воскресеньям наша столовая была закрыта, и мы частенько всей компанией уезжали в окрестности Парижа. Чаще всего это был Буживаль, Фонтенбло или Марли. Нашим «путеводителем» всегда был Юрий Павлович Казачкин, спортивный, подтянутый, с картой того кусочка местности, куда мы отправлялись; он был энергичный и неизменно веселый. За участие в Сопротивлении он был арестован весной 43-го года, был в Бухенвальде, чудом вышел живым, правда, с совершенно расстроенным здоровьем.

Иногда по воскресеньям мы устраивали праздничные собрания.

Всегда было уютно и по-домашнему.

Мы говорили о литературе, об искусстве. Приходила и Елизавета Юрьевна, иногда она бывала и докладчиком.

Одно из этих собраний выхвачено, как лучом прожектора, из «беспамятства дней». Это было одно мартовское воскресенье 1932 года. Мы — хозяйки собрания — хлопотали за чайным столом; доклад только что кончился. Вдруг в открывшуюся дверь вошла монахиня. Черный апостольник обрамлял милое, знакомое, смеющееся лицо. За стеклами очков поблескивали умные, веселые глаза. Это была Елизавета Юрьевна. Мы бросились ее обнимать и целовать. О докладе никто и не вспомнил. Все засыпали ее вопросами. Три дня тому назад в Сергиевском Подворье (церковь Русского Богословского института) было совершено пострижение Елизаветы Юрьевны. С этого дня она стала монахиней Марией. Постриг совершался при закрытых дверях и был давно уже задуман Елизаветой Юрьевной как тайное монашество. Предполагалось, что об этом никто не будет знать и ничто внешне не изменится в ее жизни — просто она примет известные духовные обязательства.

По традиции, после пострига, человек трое суток остается около храма в полном одиночестве. Так осталась и Елизавета Юрьевна.

Вечером третьего дня раздумий Елизавета Юрьевна приняла определенное решение: выйти в мир явно, монахиней, и начать строить новое монашество. Улыбаясь, она сказала, что очень много способ-

ствовала этому решению монашеская одежда, с которой ей никак не хотелось расстаться. Всю жизнь она тяготилась вещами, одета она была всегда небрежно, что-нибудь было оторвано, что-нибудь торчало. И волосы доставляли неприятности. А тут — длинная, черная, просторная одежда скрывала фигуру, апостольник, окаймляя лицо, покрывал волосы и спускался на плечи и грудь. Первая одежда в жизни, говорила смеясь мать Мария, которая приятна, своя, удобна, которую она не замечает.

Итак, она вышла из храма в мир и пришла к людям — к нам. Мы проговорили до поздней ночи.

Так началось ее монашество, «не предусмотренное канонами» и являвшееся «искушением» для большинства благочестивых верующих. Она была полна энергии и решимости. В ее мечтах было большое дело: устройство дома-общежития для бездомных и несчастных, типа «братства», или какого-то нового монастыря, миссионерские курсы, дом для престарелых, бесплатная столовая, помощь находящимся в тюрьмах и больницах. Почти все это было ею постепенно осуществлено — совершенно чудесным образом, одной только страстью, убежденностью в необходимости, стремительным напором. Откуда-то находились деньги, а главное, силы, чтобы все это вытянуть.