Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 2

Таким создал его сотни лет назад неизвестный мастер — Неизвестный Солдат великой армии мировой культуры.

«Культура»... При этом слове одни хватались за револьвер, разжигали костры из книг, другие — горели на всех кострах, не жалея жизни, защищали ее.

И пока есть жизнь, ее надо беречь, любить, ценить, украшать...

На Северном полюсе жить трудно — но как расшиты бисером меховые сапожки, — бегай по снегу, маленький эскимос, — на другом конце земли, на голом черном пузе твоего сверстника болтаются бусы из ракушек, в его курчавых жестких волосах — цветные перышки под стать твоей шапке из разноцветных кусочков меха. Черные дети играют с мячом из пузыря акулы, .желтые дети бьют в бара-банчики, белые дети надувают шары на ярмарках,— дети играют. Эти игрушки собраны в Музее Человека со всех концов света, как собраны первые ткацкие станки, бороны, мотыги — вся история человеческого «хозяйства», вся многовековая культура Земли...

Помни о смерти (лат.).

В вестибюле этого «безымянного» музея — на мраморной доске, золотыми буквами — два имени:

«Борис Вильде.

Анатолий Левицкий».

Два русских имени и два портрета.

Левицкий? О нем до тех пор ничего не слышала — все узнала позднее.

Но Борис Вильде... Что-то прозвенело в памяти, мелькнуло перед глазами — бесплотная тень, случайно услышанное имя.

Под его портретом слова из приказа генерала де Голля:

«Алжир. 3 ноября 1943 года.

Борис Вильде. Оставлен при университете, выдающийся пионер науки, с 1940 года целиком посвятил себя делу подпольного Сопротивления. Будучи арестован чинами гестапо и приговорен к смертной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения».

— Какое прекрасное лицо, — говорю я Эвелине Фальк, сотруднице музея. («Похож на портреты молодого Маяковского — глаза, складка на лбу, твердый подбородок»,— думаю я.) —Вы его знали?

Может быть, мне показалось, а может быть, моя спутница и в самом деле побледнела, голос у нее дрогнул — это помню точно.

— Это муж моей сестры, — говорит она. — Это он сделал меня этнологом. Я продолжаю его работу. Пойдемте, я вам покажу его кабинет — мы все сохранили...

Полуподвальный этаж — кабинет Бориса Вильде. Стол, папки, книги — обычная рабочая комната. Портрет, свежие цветы. В коридоре перед кабинетом в застекленной витрине какие-то знакомые вещи: деревянная пивная кружка, рубаха, обшитая тесьмой, пестрые варежки... У меня уже давно мельтешит в глазах от избытка впечатлений, и эти вещи никак не связываются ни с Прибалтикой, ни с музеем в Тарту, где таких кружек — множество, ни с краеведческим музеем в Печорах, где висят точно такие же рубахи.

Постояла, посмотрела — думала уже о другом.

Не вспомнила я об этой парижской коллекции и в Эстонии, летом, когда жила недалеко от Тарту.

Оттуда написала обычную «каникулярную» открытку Эвелине, с видом старинной ратуши.

Ответ пришел в августе 1969 года.

«Вы — в родных краях Бориса Вильде, — писала Эвелина.— В Тарту должны его помнить...»

Белое здание бывшей русской гимназии, и снова — золотом на мраморе — то же имя и текст на двух языках: