Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 15

Но все это было позже: сейчас мы еще у реки, и профессор Адамс показывает мне те места, где купались с Борисом, лодочную пристань, быки старинного моста, увы, взорванного в последний год войны.

Подымаю три камешка с берега — разноцветные, гладкие, обкатанные волной.

А у реки все те же извечные запахи — травяные, рыбные, и у пристани от лодок тянет смолой, канатной пенькой, а с другого берега — ветер несет древесиной, стружками: там лесопилка, где недолго работал Борис.

По регистрационной карточке из архива Тартуского университета видно, что он был зачислен на физико-математический факультет по окончании гимназии, то есть в 1926 году.

Весной, после экзаменов, он часто уходил на несколько дней в плаванье по Чудскому озеру.

Однажды он долго не возвращался.

А через неделю к матери Бориса пришел хозяин лодки и сказал, что мальчик, наверно, утонул, а за лодку надо платить.

«...Помнишь 1927 год? Ты чуть не утонул в бурю на Чудском озере; один, ночью, на маленькой лодке. Ты думал, что погибнешь, но бурно веселился и, борясь со шквалом, ты хохотал, чувствуя свою власть над бурей и бросая вызов смерти».

Но недели через три Борис вернулся.

Об этой «попытке к бегству», как называют ее немногочисленные биографы Вильде, никто не мог рассказать подробно. Удалось восстановить следующее.

Оказывается, в ту ночь, когда он чуть не погиб, Борис пытался бежать в Советский Союз. Ему удалось в разбитой лодке пристать к советскому берегу, где-то неподалеку от Гдова. Советские пограничники задержали его «до выяснения», а выяснив, отправили назад, в Тарту, под надзор начальства и родственников.

И университетское начальство взяло на себя все «родственные заботы». Бориса из университета выгнали — на Западе это элегантно называется «экс-матрикулировали»,— а городские власти выслали его в Кохтла-Ярве: тогда это был захолустный пыльный поселок.

К счастью, дядя Бориса, Михаил Васильевич Голубев, совладелец лесопильного заводика, выручил Бориса и вернул его в Тарту.

Я теперь рабочий лесопилки, Хоть, признаться, этим званьем горд. Подбираю вместо рифм — опилки, Все поэмы выкинул за борт...

И поэмы, действительно, пропали.

Все, кроме одной.

Называется она «Евгений Букашин»— шутливая пародия на «Евгения Онегина».

Борис писал стихи с детства, долго считал литературу своим призванием. Но потом, уже во Франции, стал все реже писать стихи. Как и почему — я узнала гораздо позже.

А пока что — он признанный поэт среди своих соучеников, и учитель словесности пророчит ему блестящее будущее:

О гимназистки, кто вам равен? Вас описать не хватит слов. Когда б я был старик Державин, Или Херасков, иль Кольцов, Когда б дана была мне лира Назона, Байрона, Шекспира Или Гомера громкий слог, Тогда б, тогда б я только смог Вас описать — прелестных, милых. Волшебных гимназисток ряд, И женских обществ столп — Кольят, И прелесть зрелую Людмилы.