Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 14

Я подхожу к окну и вижу все то, что когда-то должен был видеть Борис,— больше негде было стоять его столу, да, пожалуй, тому единственному столу, который только тут и мог поместиться. За окном — зеленые огороды, дальше — Ботанический сад, большие спокойные деревья.

Июнь. 1970 год. Первая поездка по трем городам, связанным с Вильде.

Первый город — Тарту.

И дом, где он жил.

Хозяйка провожает нас. У каменной печурки в прихожей говорит: «Тут студенты варили чай...» Идем вниз, по крутой винтовой лестнице, с такими широкими, некрашеными, но отполированными до блеска перилами, что не мог по ним не съезжать мальчишка из мансарды.

— Тогда давайте пройдем и к моему студенческому жилью,— говорит смягчившийся Вальмар Теодорович.— Вот через эти огороды Борис бегал босиком под мое окошко.

Длинный деревянный дом, почти барак, вросший в зелень широкого двора.

— Тут я жил — вот мое окно. Я поздно вставал, потому что по ночам писал стихи. Я был старше Бориса почти на десять лет, долго учился в университете, но уже был признанным поэтом: сборники моих стихов вы видели.

Видела — и особенно запомнила один, в обложке великолепного Вийральта: смутный серый, очень изысканный пейзаж, и — в цвете — слегка улыбающиеся алые губы. Эта улыбка тогда называлась «призывной».

— Борис считал меня своим «мэтром»— ведь он тоже писал стихи... Да, пожалуй, не очень оригинальные, но относился он к ним очень серьезно. Мы расстались в тридцатом году: я уехал, а вернувшись, узнал, что Борис где-то не то в Германии, не то во Франции. И вдруг — через семь лет — ранним утром ставни моей комнатки распахиваются снаружи: во дворе стоит Борис, в руках у него изящный томик стихов — подарок мне из Парижа. О да, внешне он, конечно, изменился, стал старше, хорошо одет, но глаза, но — буйная шевелюра... Нет, не рыжие, а темно-золотистые, очень кудрявые. И глаза— все те же. И разумеется, та же любовь к неожиданным сюрпризам: явился спозаранку к «собрату поэту» с томиком стихов Поля Валери.

(Прошу читателей вспомнить это имя еще и потому, что оно первым стояло под петицией, где трое «бессмертных», как называют членов Французской академии, просили помиловать «выдающегося молодого ученого Б. Вильде, приговоренного к расстре-лу».)

— Вечером,— продолжает профессор Адамс,— я познакомился с его женой. Легкая, тихая, очень сдержанная и молчаливая. Я повел их в наш лучший ресторан, мы танцевали, говорили, как всегда, о литературе, о стихах. Меня поразило тогда, что Борис совсем перестал думать о себе как о поэте. Он ушел в науку, изучил несколько языков, в том числе японский и финский. Приехал он в командировку от Музея Человека — собирать материал о неизвестной в Европе народности, так называемых «по-луверцах»— сету.

(Той же осенью 1970 года сотрудница Эстонской Академии наук Е. В. Рихтер, написавшая диссертацию о сету, проехала со мной по всем местам экспедиции Вильде — Печоры, Изборск, Лезги, Обиница, а также передала мне копию отчета об этой экспедиции, пересланного в Эстонскую Академию наук Музеем Человека.)