Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 12

Каждое утро мы встречались на набережной Невы, у Академии наук перед началом рабочего дня. Я разбирала архив профессора Инны Ивановны Лю-бименко, где сохранилось много писем от ее сестры, матери Эвелины, Мирры Ивановны. Эвелина работала в Институте этнографии Академии наук. В перерыве мы вместе обедали в маленькой столовой Академии наук, гуляли у Невы, снова без конца гово-

рили о том, что нас свело так близко, а после работы уже не расставались до позднего вечера... Мне удалось выписать тот короткометражный фильм о Вильде, который сделали таллинские кинематографисты. Он называется: «Я готов, я иду...»—цитата из последнего письма Бориса. Там много документальных кадров: Ирэн, мать Бориса, его могила на кладбище Иври, где Эвелина, стоя на коленях, убирает цветы, тюрьма Фрэн, улица Бориса Вильде в Фонтэне...

Мы смотрим эти кадры в пустом университетском кинозале. Хорошо, что никто не видит наших слез...

Вечерами мы мечтаем о том, как я снова приеду в Париж с готовым планом книги. Мы прощаемся на ленинградском аэродроме — до встречи!

И вот наступил один из самых неправдоподобно счастливых годов моей жизни — 1972 год. Конечно, приглашение из Музея Человека «сработало» не сразу, но все же, в конце сентября, мне навстречу, по парижскому аэродрому, бежала невероятно похорошевшая, загорелая, коротко остриженная Эвелина и мы вперебой говорили: «формидабль» и «фан-тастик!», а к нам уже спешил Жак Комб— мой друг, милый хозяин того «моего» дома, где я прожила два месяца...

Когда Эвелина получила известие о моем приезде, она стала советоваться с Жаком — в каком отеле снять для меня комнату, и он возмутился: «Разве она (я) не сказала вам, что у нее в Париже есть свой дом?»

В этом доме, на улице композитора Цезаря Франка, рядом с переулком, где долго жил Сергей Прокофьев, Жак Комб — замечательный искусствовед, автор одной из самых известных — огромных!—монографий об Иерониме Босхе, жил теперь один: его жена, моя любимая подруга, умерла в 1966 году...

Мы учились с ней вместе в университете, в первые годы революции, мы вместе топили печурку, жарили на рей кусочки хлеба, бегали на все премьеры, шили платья из старых портьер и распрощались в Москве в двадцать первом году, когда Эдит (для нас «Толенька») уехала за границу...

Мы то теряли, то вновь находили друг друга — в письмах, с долгими перерывами. И только в начале шестидесятых годов, когда я впервые попала за рубеж, в Шотландию, началась наша переписка. В Москву стали приходить книги, фотографии.

В 1966 году Эдит внезапно умерла после пустячной операции...

И в Париже меня окружала, согревала любовь всех ее друзей, непрестанное их желание — передать мне то, что им, как они говорили, «завещала Эдит»: «Если Рита приедет...»

И я чувствовала эту любовь, это желание — сделать так, чтобы я действительно была «как дома»...

Жак Комб, до сих пор не примирившийся со смертью жены, стал моим гидом, моим другом, другом моей милой Эвелины. И все, что я узнала в ту осень, все, что я собрала, написала, было связано с ними. Жак возил меня каждый вечер по Парижу, а в субботу мы с утра уезжали далеко — и целые дни проводили то в Шартре, то в Версале, то на загородных «фермах» у друзей. С ним мы обошли все любимые музеи, все, прежде только «воображаемые», места, где бывал Борис Вильде. И конечно, ездили к Эвелине, к Марианне, к Ирэн...