Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 126

Рита Райт-Ковалева

Адвоката не было дома, Ирэн не стала его ждать и вернулась домой...

Ирэн позволила мне снова пойти с ней вместе к адвокату Крелингу... Стоял страшный холод, воздух застыл, свет тяжело лежал на крышах и на земле.

Сначала нас ждало еще одно испытание: Крелинг усадил нас у себя в кабинете и стал рассказывать о своих последних попытках спасти Бориса, о своих последних надеждах. Все это было впустую. Он явно хотел показать, что сделал все, что мог, но какое это имело значение сейчас, какой горькой насмешкой казались все его усилия, растраченные зря. Я даже перестала слушать — было слишком больно...

Крелинг посоветовал нам обратиться к пастору Штоку, который присутствовал при казни и все нам

может рассказать подробнее. Он позвонил ему при нас, спросил по-немецки, нельзя ли мадам Вильде зайти к нему. Это была удачная мысль — по крайней мере будет еще одна цель в этот день...

Мы с Ирэн наивно полагали, что этот Шток, предупрежденный о нашем приходе, примет нас тотчас же. Ничего подобного — нам пришлось ждать около двух часов. Мне кажется, что я никогда так не страдала. Когда мне становилось невмоготу, я смотрела на Ирэн — неподвижная, бледная, она глядела в одну точку перед собой, и это придавало мне хоть немного сил. Но вдруг я увидела, что по ее лицу медленно катятся слезы, и я тоже заплакала...

В кабинете Штока нас встретил молодой человек, блондин, с довольно приятным лицом. Он смотрел на нас с приветливой улыбкой. Имя Ирэн, объяснившее ему цель нашего визита, ничуть не омрачило его физиономию. Можно было подумать, что расстрел произошел не вчера, а очень давно и что ему даже затруднительно вспомнить, что же было. «Ах, да, да,— сказал он.— Мы все были очень-очень веселы. В автобусе пели песни, курили, ели шоколад. Когда проезжали по Парижу, каждый что-нибудь вспоминал. Особенно веселился Вильде».

Я спрашиваю: «А Левицкий?»— «Ну, этот был скорее меланхолического склада...» И он снова ухмыляется. Но мы хотим вырвать у него все — все подробности, все факты. И он как-то неохотно говорит, как будто уже ничего не помнит (он просто боялся себя скомпрометировать, об этом мы узнали позже).

«А Бориса расстреляли последним?»— «Да. Он разговаривал с прокурором. Он сказал: «Я ничего не боюсь. Хочу смотреть смерти в лицо». Это были его последние слова».

Ирэн спросила Штока о последнем письме Бориса. Может быть, он передаст ей это письмо? Шток шокирован: «Но это категорически запрещается, неужели вы не понимаете? Письмо в цензуре, вам его перешлют через несколько дней».

Ирэн холодно говорит ему: «Мсье аббат, для вас, как видно, все это—дело привычное». Он разводит руками и улыбается: «Да, я насмотрелся... Французы вообще неплохо умирают, но так умирать, как эти семеро... Ничего подобного я еще не видал...»

Он встает. «Меня ждут другие»,— говорит он.

Несомненно, он спешил окончить разговор, который был ему неприятен и явно смущал его.