Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 123

Это письмо Раиса Владимировна хранила как реликвию.

Мне отдал его вместе со всеми письмами Бориса тот же друг Раисы Владимировны, Б. В. Плю-ханов.

Всю правду рассказать было невозможно: письмо шло из оккупированного Парижа в Прибалтику.

Мать и сестра Бориса долго думали, что он погиб на фронте.

«6 марта 1942 года.

Дорогая Раиса Владимировна!

Не знаю, как смягчить удар, который я должна, увы, нанести Вашему сердцу, но дальше скрывать жестокой правды я не могу. Наш Борис погиб на поле чести, добровольно отдав жизнь за вторую свою родину. Он всегда любил опасность, риск и умер, как жил, на ответственном посту, в первых рядах защитников дорогой ему идеи. Вы можете себе представить горе бедной Ирэн, но таким мужем она не может не гордиться: эта геройская смерть действительно достойна его исключительной личности. Мы все полюбили его с того момента, как он вошел в нашу семью, и я знаю, что он был к нам сильно привязан. Еще одно. Борис был совершенно готов и перешел в иной, лучший мир с изумительной легкостью и, вместе, совершенно сознательно. Верующим христианином он не был никогда, но духовно поднялся на небывалую высоту... Ему нельзя не завидовать.

В последнем письме Ваш брат нежно вспоминает о далеких близких, говорит о своем раннем детстве, которое ему часто снилось, и просит любимую сестру сделать все от нее зависящее, чтобы приготовить мать к страшной вести. Быть может, лучше ей пока написать только, что сын не во Франции и потому не отвечает ей на присланные ею недавно (через Красный Крест) строки. Адрес Марии Васильевны Вам, наверно, теперь известен. Если бы Вы могли сами поехать туда до окончания войны, то, наверно, сумели бы исполнить горькую миссию...»

9

Двадцать третьего февраля утром Борис получил свидание с Ирэн. Ей разрешили отнести ему большую передачу, несколько книг и тетрадь.

Об этих днях Эвелина вспоминает в своем дневнике:

«Утром я была немного спокойней. Мне казалось, что отец прав: немцы не решатся расстрелять человека, у которого столько высоких защитников. Мы решили пойти к адвокату, не дожидаясь возвращения Ирэн, и отец пошел договариваться с ним по телефону.

Одиннадцать часов. Очень холодно. Мама у себя в комнате, а я стою у печки в гостиной и жду папу. Слышу — дверь отворилась, и вдруг меня пронзило предчувствие катастрофы. Так уже бывало не раз, когда я ждала Ирэн или папу после их походов в разные инстанции. Всегда готовишься к самому худшему, словно заклиная судьбу, и часто тревога оказывается ложной.

Но когда папа открыл дверь, я все поняла: на нем лица не было. Он сказал: «Позови маму». Но я оцепенела и только смотрела на него — я отказывалась понять до конца, я ненавидела его, как будто он виноват, я была готова крикнуть ему: «Это неправда!»— прежде чем он открыл рот. Вошла мама. Я не смотрела на нее. Она что-то начала говорить. Но я слышала только слова папы: «Ужас... Все расстреляны...»

У аптекаря папа дозвонился до секретарши Кре-линга (адвоката.— Р. Р.-К) —его самого не. было. Он услышал по голосу, что опа страшно растеряна: «Мэтр Крелинг будет позже. Мадам Вильде должна прийти сюда... Надо, чтобы вы пришли с ней. Кто-нибудь должен будет отвести ее домой...»— «Но что случилось?!»— «О, мсье, все очень страшно... как я могу... по телефону».— «Скажите мне всю правду». И она сказала. Папа вышел из аптеки шатаясь. Аптекарша хотела его i р^водить, но он отказался.