Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 121

Я ушла с тяжелым сердцем. Ни тени сочувствия к тем, кому грозит смерть... Вся надежда была на м-ль де Вим, которая так сердечно отнеслась к моей просьбе. И я узнала, что письмо действительно было подписано кардиналом...»

Но, к несчастью, м-ль де Вим заболела и ее заменил каноник Трико. И когда Жермен Тийон пришла проверить, отослано ли письмо, ее принял этот человек.

«Мне давно рассказывали, что Трико не просто «коллабо», но активный агент врага. Нет числа его подлым поступкам, говорили мне. Но я все же решилась свидеться с ним.

Я застала его на выходе. Наш разговор, начавшись в его приемной, продолжался на улице, до его дома...»

Жермен говорит, что такой садистской улыбки, такого жестокого наслаждения, с каким каноник Трико говорил о том, что надо их всех убить, расстрелять, уничтожить, она не видела на лице человека до того дня, когда в Равенсбрюке, стоя в шеренге женщин, которых отбирали для «газирования», она вдруг увидела, как блаженно улыбается гестаповец, выбирая тех, кто с трудом стоял на распухших ногах.

Каноник Трико не знал, кто идет рядом с ним, он считал, что это — родственница осужденных, и потому говорил откровенно: «Я занят целыми днями,— я разбираю с немцами сотни досье, и я не хочу, чтобы хоть кто-то из людей, мешающих наладить порядок, был пощажен... Да, это я разорвал письмо, я не дал монсиньору подписать его».

Трико исчез из Парижа, как только город освободили.

Исчез и Гаво — его долго не могли найти. И все же — нашли!

«Надо было его давно прикончить!» — говорила мне Эвелина, когда я расспрашивала ее о Гаво. Она рассказала, как его выследили еще до освобождения Парижа и за ним погнался на мотоцикле какой-то смельчак, стрелял в него и только успел ранить на ходу: пришлось удирать от подоспевших полицейских.

Как выяснилось на суде, Гаво после этого покушения скрылся: гестаповцы помогли ему уехать в Германию и до конца войны он преподавал в школе для диверсантов в Баден-Бадене.

После войны он под чужим именем вернулся во Францию, купил где-то в Нормандии домик и зажил на свои сбережения скромным пенсионером. Может быть, он так и окончил бы свою подлую жизнь, если бы в этот маленький городок не приехал бывший комиссар французской полиции — человек, явно сочувствовавший Сопротивлению. Он опознал Гаво и арестовал его в апреле 1949 года. Восемь месяцев шло следствие. В октябре того же года Гаво предстал перед судом.

Зал переполнен, среди присутствующих — Ивонн Оддон, Аньес Эмбер. Защитник — бывший петенов-ский министр Тиксье-Виньянкур. Он уже несколько раз пытался отложить это дело: видно, побаивался, что ему будет нелегко защищать этого убийцу, предателя.

Вводят Гаво — сутулого, бледного,— трусливо бегают глаза, голос хрипловатый, монотонный, иногда — жалкая усмешка. Как он мог вызвать доверие у тех, кого так хладнокровно, так методично предавал?

Перебираю газеты тех дней, читаю обвинительный акт — короткий и беспощадный, выступления свидетелей, «наводящие вопросы» защитника, выкрики, шум, возмущение...