Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 119

Рита Райт-Ковалева

Председатель разрешает будущим каторжанам подождать в соседней комнате, чтобы проститься со смертниками.

Какое мужество, какое спокойствие понадобилось Аньес, чтобы рассказать об этом последнем свидании!

«Через полчаса нас всех впускают в большой зал. Вильде говорит, что их все равно расстреляют как заложников: недавно снова в Париже убит гитлеровский генерал. Он говорит спокойно, будто речь идет о ком-то другом. Он шутит с Вальтером, но тот ему говорит: «Понимаешь, оказывается, Гаво замел еще двоих, в Лилле». И тут Пьер Вальтер смотрит на ладонь своей левой руки и проводит пальцем по линии жизни: «Смотри, какая она у меня длинная, все обойдется...» И смеется. Потом просит меня передать приваты друзьям. «Но ведь мы все увидимся, когда придет свобода»,— говорю я. И тут он становится серьезным: «Нет, вы отлично знаете, что мы больше не увидимся никогда...»

Вильде спрашивает, есть ли у моей семьи средства на жизнь, и добавляет: «Моя жена в курсе дела, пусть они к ней обращаются, когда понадобится. О семьях позаботятся, пока вы будете в Германии ждать победы.— И добавляет:— Победы — в 1944 году». У меня сжимается сердце —как долго ждать. Но он предсказывает эту дату с такой непоколебимой уверенностью! Потом берет меня за руку и лукаво смотрит на меня своими синими глазами: «Работы тут для вас хватит, Аньес, только вернитесь...» И мы крепко целуемся. Я целую Левицкого, спокойно разговаривающего с Ивонн. Нас заставляют разойтись. Уходя, я оборачиваюсь — еще раз взглянуть на Вильде. Немец-протоколист, заикаясь от волнения, желает ему скорого помилования. Вильде смеется, пожимает ему руку и, словно желая подбодрить его, раскачивает эту руку из стороны в сторону. Так иногда прощаются мальчишки — и оба начинают хохотать.

Увели Левицкого, Нордманна. Около меня — Пьер Вальтер, Мальчуган и Жюль Андриё. Целую Пьера и Рене, потом останавливаюсь — я так мало знаю мсье Андриё. И он, как обиженный ребенок, жалобно говорит: «А меня не поцелуете?»— и с этим поцелуем на губах я ухожу в свою камеру...

Мой добрый надзиратель-австриец со слезами на глазах шепчет мне на ухо: «Убить таких людей... Совести у них нет.—И он запирает мою дверь, бормоча:— Совести у них нет...»

8

До самого вечера 23-го — почти неделю — угроза смерти висит над осужденными.

До этого весь месяц, по всем каналам, по всем инстанциям стараются добиться помилования.

Неутомимый профессор Лот — ему скоро восемьдесят!— не выходит из приемных секретарей ви-шистских министров, посла Финляндии, президентов ученых обществ. Мало-помалу собирается внушительное количество петиций—адвокат их должен представить суду.

«Сейчас важнее всего, чтобы как можно больше представителей французской культуры обращались в суд,— говорил адвокат.— Надо заставить судей понять, что основным во всех поступках Вильде была его любовь к Франции, и что сам Вильде представляет большую культурную ценность, и Франция просит не отнимать у нее этого выдающегося молодого ученого, этого представителя французской науки и цивилизации».

Все пущено в ход: письма, просьбы, петиции. Жорж Дюамель, друг семьи Лотов, отредактировал петицию академиков. Профессор Лот, пересилив себя, написал в Виши бывшему своему коллеге — теперь министру. «Бедный отец,— пишет Эвелина,— как трудно ему было писать этому типу...»