Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 102

Рита Райт-Ковалева

И хотя я лишен этой внешней (и такой важной!) стороны жизни, я все же чувствую, что я безмерно богат. Есть глубокая правда в евангельских словах: «Царство Божие внутри нас».

Я полностью вознагражден за все лишения минутами бесконечной ясности духа, когда чувствуешь свою причастность к жизни вечной.

Я отдаю себе отчет, насколько пусто звучит эта фраза, но для меня она полна смысла. Но язык прежде всего — факт социальный, он приспособлен к нашему интеллекту и ограничен миром материальным, пространственным, временным. А когда переступаешь границы этого мира, слова обретают смысл только для тех. кто сам испытал то же состояние. Ну как зрячий может рассказать слепорожденным о том, что такое свет и цвет?

Нет, я вовсе не презираю чистый интеллект. И все же бытие, по самой своей сущности, иррационально. И всякий раз, когда разум пытается выйти за пределы своих владений, он должен со всей искренностью сознаться в своем бессилии. Вся история философии — тому доказательство. Впрочем, даже в самой рационалистической философской системе, например, у Спинозы, находишь истоки познания, которые идут не от разума, но от какого-то необъяснимого таинственного понимания, которое в сущности и есть мистическое откровение в самом широком смысле слова.

Это относится и к математическим наукам. Только наивные профаны могут считать математику рациональной наукой: это все равно что пытаться объяснить прелесть музыки теорией контрапункта.

Раньше я уже писал о любви и снова возвращаюсь к этой теме, чтобы как-то яснее выразить свою мысль: именно в этом иррациональном познании мира человеком и я вижу сущность любви. «Любить» для меня прежде всего глагол непереходный. Любовь — состояние души, когда реальное открывается человеку через духовное, освобождая его из плена вещного мира. Неважно, что именно ты любишь: Бога, человечество, людей, природу, картину Боттичелли, коллекцию марок... Важно, чтобы ты испытывал ту радость, которую дает уверенность в твоей причастности к реальности вечносущего. Истинная любовь не знает ни милосердия, ни жалости — это чистейшая радость. Любовь всеобъемлющая есть полнейшее слияние с вечной истиной. Знаю, что такая любовь на земле цевоплотима, и только в смерти она обретает свободу. Но даже здесь, в этом мире, разве радость любви не искупает все горести, все страдания?

Нет, я ничего нового не открываю, люди уже давным-давно поняли чудо любви, узнали ее под разными именами, в разных видах. Так в буддизме нирвана означает ту же вечную любовь, хотя и в другой форме. Христианство говорит о любви к Богу и так далее. А когда индуисты говорят, что Бог создал мир в игре, я расшифровываю эти слова так — «в чистой радости».