Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 100

Общество развивает интеллект, но у него есть тенденция — подавлять индивидуальность, которая, в свою очередь, иногда мстит обществу за это.

...Припадок слабости, почти обморочное состояние. И, однако, мозг сохраняет полную ясность, прозрачность. Снова читал Бергсона. Вторая часть очень сильна. Нашел подтверждение некоторым своим мыслям...

Новорожденный сегодня — отличается ли он от новорожденного первобытного человека? Очень важная проблема. У животных особой разницы не находим, и действительно, животные, прирученные с самых давних времен, сохраняют все свои инстинкты и могут снова стать дикими (утки, собаки, лошади, кошки). Но тут можно вообразить, что только человеку свойствен прогресс, только человеческое общество проходит через множество изменений. А домашние животные, которых мы приручили? Во всяком случае, мы кажемся себе совсем непохожими на наших далеких предков. Но если сегодня я, средний человек, способен, благодаря образованию и логическому мышлению, проходить через различные фазы эволюции человеческого общества — наивная вера (детство), греческий интеллектуализм, материализм (юность), то нет ничего неправдоподобного в том, что кто-то другой, испытывая вдохновение, проделал тот же путь две, три или четыре тысячи лет назад и, может быть, ушел еще дальше. Может быть, это невозможно в науке, но — в метафизике?

Возможно, что любовь к себе и к другим — одно и то же, и любим мы в других людях и даже в животных ту же божественную сущность, которая есть во всем существующем. Эволюция человечества тогда означала бы развитие этой любви, любви вообще. У нецивилизованного понятие о своем «я» рудиментарно, оно почти не существует, и сознания своей индивидуальности у него нет, он едва осознает свое тело. Эволюция интеллекта приводит к осознанию себя, к «осознанию сознанья»,— другими словами, своего «я»,— до конца. Но в то же время, и в той же степени, растет потребность, желание выйти из тюрьмы своего «я». И чем непропорциональней становятся перегородки, воздвигнутые самосознанием, наша тоска по общению становится все сильней, все больше, все активнее. И это выражается любовью...

Вот еще один «источник морали»...

А любовь христианская (если нет другого названия) противоречит общему устремлению жизни. Скорее она — устремление к смерти.

27 июля 1941. Годовщина нашей свадьбы — семь лет.. Нашел ли я в браке то, на что надеялся: простое, обыденное счастье? С этой точки зрения — полное разочарование. Но зато нашел то, чего не искал и что бесконечно драгоценнее: я испытал любовь совершенную, пережил чудо. А Ирэн? Ее разочарование во всяком случае так же велико, как и мое, а боль еще острее, и я не уверен, что она ощутила все чудо нашей любви. И все же (я в этом твердо уверен), ей тоже очень много дала жизнь со мной — это была жизнь. Понимает ли она это? Поймет непременно, она это может. И нам не о чем жалеть в нашем прошлом (даже если меня расстреляют или я умру в тюрьме)».