Читать «Чарльз Буковски. Капитан ушел обедать, верховодит матросня» онлайн

Unknown

Чарльз Буковски.

    Капитан ушел обедать, верховодит матросня

    (Дневник последних лет жизни)

–––––––––––––––––––––

    Date: 29 Mar 2005

–––––––––––––––––––––

    8/28/91 23:28

    Славный денек на ипподроме, перед самым носом пролетела программа скачек.

    Денек славный до тех пор, пока не становится скучно, даже когда выигрываешь. В минуту ожидания между заездами твоя жизнь просачивается наружу. Люди выглядят серыми, всякого повидавшими. И я там, с ними. А куда еще прикажете податься? В Музей Искусств? Остаться дома и корежить из себя писателя? Конечно, я мог бы повязать шарфик. Совсем как тот поэт, что захаживал ко мне отвиснуть на халяву. Вырванные с мясом пуговицы рубашки, рвота на брюках, челка на глазах, шнурки развязаны. Но был у него и длинный шарф, чистотой которого он очень дорожил. Атрибут, дававший всем понять, что он - поэт. Его писанина? Забудьте…

    Я пришел, поплавал в бассейне, принял горячую ванну. Мой душевный покой под угрозой. Так уж повелось.

    Я сидел на диване с Линдой, опускалась приятная темная ночь, когда раздался стук в дверь. Линда пошла открывать.

    - Лучше подойди, Хэнк.

    Я пошел к двери, босой, в халате. Молодой блондин, толстушка и среднегабаритная девица.

    - Они хотят твой автограф.

    - Я никого не принимаю, - сказал я.

    - Мы просто хотим ваш автограф, - сказал блондин, - и обещаем больше никогда не возвращаться.

    Он захихикал, держась за голову. Девицы просто пялились.

    - Но ни у кого из вас нет ни ручки, ни бумаги, - сказал я.

    - О, - сказал блондин, снимая руки с головы, - мы вернемся с книгой! Возможно, в более удобное время.

    Купальный халат. Босоногий. Может, парень решил, что я эксцентричный. А, может, я такой и есть.

    - С утра не приходите, - велел я.

    Посмотрел, как они отваливают, и захлопнул дверь.

    Сейчас я здесь, пишу об этом. Нужно быть немного жестким с такими, иначе тебя осадят. У меня уже есть опыт по блокировке этой двери. Очень многие думают, что как-нибудь ты пригласишь их, и вы будете пить ночь напролет. Предпочитаю пить в одиночку. Писатель ничем никому не обязан, кроме как своим творчеством. Он ничего не должен читателю, кроме доступа к напечатанной странице. И, что хуже, многие “дверные стукачи” - даже не читатели. Они просто что-то слышали. Лучший читатель и вообще человек — тот, кто вознаграждает меня своей неявкой.

    8/29/91 22:55

    Вялая на ипподроме, моя проклятая жизнь болтается на крючке. Я там каждый день. Ни с кем, кроме персонала, не общаюсь. Видимо, я болен. Сароян просрал все на скачках, Фанте - в покер, Достоевский - в рулетку. И это явно не вопрос денег, пока ты не уходишь в минус. У меня однажды был партнер по игре, который сказал: “Мне все равно, выиграю я или проиграю, я просто хочу играть”. Я к деньгам отношусь уважительней. Большую часть жизни мне их не хватало. Я знаю, что такое парковая скамейка и стук домовладельца. Неправильных раскладов с деньгами бывает два: слишком мало и слишком много.

    Мне кажется, всегда есть что-то, с помощью чего нам хотелось бы над собой поизмываться. На ипподроме ты набираешься ощущений от других. Отчаяния во мраке. И как легко они его стряхивают и освобождаются. Толпа на скачках — это Мир, уменьшенный в размерах, жизнь, перемалывающая смерть и поражение. В конечном счете, никто не выигрывает, мы просто добиваемся отсрочки, момента вне этой мишуры (вот говно! обжег палец сигаретой, пока размышлял над этой бессмыслицей. Это меня разбудило, вышвырнуло из этой Сартровской статейки!) Черт, нам нужен юмор, нам необходимо смеяться. Я привык больше смеяться, я все привык делать больше, кроме как писать. Сейчас я пишу и пишу и пишу. Чем старше становлюсь, тем больше пишу, танцуя со смертью. Славное шоу. По-моему, и персонажи хороши. Однажды объявят “Буковски мертв”, а потом я буду по-настоящему открыт и развешен на ярких вонючих фонарных столбах. Ну и? Бессмертие - это глупое изобретение бытия. Видите, что творит ипподром? Он погоняет мои строчки. Молния и фортуна. Поет последняя Синяя птица. Мои слова звучат неплохо потому, что и в литературу я играю. Слишком многие чрезмерно осторожны. Они учатся, учат и сливают. Условности лишают их искры.