| The pitiful remnants of the Volunteer regiments were shipped to the Crimea. | Жалкие остатки добровольческих полков на транспортах переправлялись в Крым. |
| The Don and Kuban Cossacks had at last realized that they had been cruelly deceived, and had paid for their obstinacy with the nameless graves dotting the steppe from Voronezh to Novorossiisk. | Донское и кубанское казачество поняло наконец, что его жестоко одурачили, и они своими безвестными могилами, - от Воронежа до Новороссийска, - заплатили за свое упрямство. |
| It was still winter in Moscow. | В Москве все еще стояла зима. |
| The March tempests had piled up the snow in drifts. | Мартовские бури завалили снегами город. |
| All the palings and all the furniture that could be spared had long ago been burned up in the "bumblebees." | В пчелках уже были сожжены все заборы и лишняя мебель. |
| Plants and factories were at a standstill. | Фабрики и заводы стояли. |
| Office employees sat in the various departments huddled up in their coats and blowing on their swollen fingers to enable themselves to hold their pencils -the ink was frozen hard in the inkwells, and would not thaw out till the warm weather came. | В учреждениях служащие, сидя в шубах, дули на распухшие пальцы, чтобы как-нибудь удержать в руке карандаш, - чернила в чернильницах наотказ замерзли до теплых дней. |
| People walked slowly, never parting with their rucksacks, and there were few who could walk from their houses to their work without stopping to rest against a snowdrift on the way, or turning into some gateway sheltered from the wind. | Люди ходили медленно, не расставаясь с заплечными мешками, и мало кто мог пройти от своего дома до места службы, не отдохнув в сугробе или - за ветром - прислонясь в воротах. |
| The hunger was appalling-people dreamed of boiled sucking pig on a dish, a sprig of parsley stuck in its grinning mouth, and, dreaming chewed the empty air, imagining they were munching fat ham and hard-boiled eggs. | Голод был ужасен, - люди видели во сне отварного поросенка на блюде, с петрушкой в смеющейся морде, во сне пустыми зубами жевали жирную ветчину и крутые яйца. |
| But minds were in a ferment: the stubborn, bloody, strangling monster of counterrevolution had been destroyed, life was following an upward trend, only a few more months of want and suffering, and there would be bread again and the demobilized Red Army would be engaged on peaceful labour-the restoration of what had been destroyed, and the building up of that new life in which all the sufferings', the bitterness of centuries of oppression, would be forgotten... | Но мысли у всех были возбуждены: упорная, кровавая, удушающая злоба контрреволюции была сломлена, жизнь шла на подъем, еще немного месяцев лишений и страданий, и будет новый хлеб, и демобилизованные красные армии займутся мирным трудом, - восстановлением всего разрушенного и строительством того нового, в чем забудутся все страдания, вся горечь вековых обид... |
| Dasha's wish had come true-they were all together once again. | Дашино желание сбылось, - они все были снова вместе. |
| Ivan Ilyich and Roshchin, having got short leave, travelled in Dasha's hospital train to Moscow, arriving on a bleak March morning, when grey clouds were rolling over the town, the snow was slipping off the roofs, huge icicles dropping, and the heavy fragrant air seemed fraught with restlessness. | Иван Ильич и Рощин, получив короткий отпуск, приехали в Дашином санитарном поезде в Москву - хмурым мартовским утром, когда над городом клубились серые тучи, снег съезжал с крыш, падали огромные сосульки и тяжелый воздух был пахуч и тревожен. |
| Katya met them. | Катя встречала их. |
| Vadim Petrovich, who, from the carriage window, saw her first, jumped off the train before it stopped. | Вадим Петрович первый увидел ее с площадки вагона и спрыгнул на ходу. |
